Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Тогда Иза пустилась на элементарную женскую хитрость. По ее просьбе на вечерний телефонный звонок Володи отзывалась соседка — Гися Моисеевна Яковлева (да-да, та самая — из «Баллады о детстве». — Ю.С.) — и невинным голосом говорила, что Изочки нет, она, дескать, оделась, «как экспонат», и ушла. А куда, Володечка, мне неведомо. Тогда ревнивец обзванивал всех подруг Изы, немедленно мчался домой и, конечно же, заставал жену, устроившуюся на диване с книжкой в руках[35].

Она не отрицает, что они частенько ссорились, после чего Иза обычно выскакивала на улицу и ловила такси: «Прямо, пожалуйста!» При этом знала, что муж едет следом. Потом такси Владимира обгоняло беглянку и становилось поперек. Машина Изы останавливалась. Ревнивец выстаскивал Изу из такси, что-то объяснял шоферу, расплачивался и вез жену назад. Однажды в Изину машину ввалился какой-то парень и уселся прямо ей на колени. Высоцкий вытащил парня, пару раз хряснул ее дверцей по голове и аккуратно положил рядом с автомобилем. А однажды Владимир так увлекся слежкой за ветреной супругой, которая прогуливалась с подружкой, что им самим заинтересовался и задержал милиционер. Пришлось выручать…

Хватало и других проблем.

В общем, спустя год, весной 1961 года, безработная, никому не нужная, обиженная на весь белый свет, непризнанная и несчастная Изольда Высоцкая отправилась из столицы искать свое актерское и житейское счастье в далекую провинцию — ростовский театр имени Ленинского комсомола. Было ли это лучшим выходом? Для нее, видимо, да.

Как считала Аннапольская, в театре имени Пушкина у Высоцкого не заладилось. С одной стороны, беспокоили семейные проблемы, с другой — не складывались отношения с режиссером. «Володя начал сильно пить, — признавала Аннапольская. — И в этом в какой-то мере был виноват Борис Равенских… Он тоже почувствовал, какой у Володи большой потенциал. И сразу дал ему главную роль в чешской комедии «Свиные хвостики». Володя начал репетировать. Ну не может все сразу получаться у молодого актера! А тут кто-то сказал, что на эту роль в Свердловске есть хороший комедийный актер Раутбарт… Равенских вызвал его, снял Высоцкого с роли и отдал ее Раутбарту. Мало того — он назначил Володю в массовку в том же спектакле. Высоцкий должен был играть в оркестре на огромном барабане. На премьере он напился. И, проходя по сцене, упал в оркестровую яму. Слава богу, музыканты подняли руки и удержали его. После этого Высоцкий называл Равенских не иначе как «фюрером»[36]

Владимир пытался как-то склеить рушащиеся брачные узы: то прилетал, то приезжал в Ростов-на-Дону (однажды даже на крыше вагона). И один, и с друзьями. Пел, шутил, балагурил, пытался очаровать окружающих. «Володя, — рассказывала Иза, — всерьез строил планы театрального завоевания этого города. Помню его письмо: «Все телевидение будет наше!» Он собирался работать в нашем театре, и главный режиссер Лейкома Константин Христофорович Шахбазиди что-то, по-моему, предусмотрел для Володи при распределении ролей на спектакль «Красные дьяволята»[37]

Слава богу, что все это так и осталось планами! Иначе, кто знает, говорили ли бы мы сейчас о Высоцком как о Высоцком?..

Итак, «любовная лодка разбилась о быт»? А, может быть (и даже наверняка), были и другие причины? Как с той, так и с другой стороны? К чему теперь судить, «по чьей вине, по чьей вине?..»

Сама того не желая, Иза (так и оставшаяся Высоцкой) своими воспоминаниями о супружеских днях выдает себя с головой: «…Трудно себе представить, какой это был кошмар — первые Володины шаги в постижении игры на гитаре. Часами он мог сидеть, выбивая всего лишь ритм и заунывно тянуть одну и ту же цыганскую песню, где были такие «бессмертные» слова: «ны-ны-ны, есть ведро, в нем нет воды, значит, нам не миновать беды». Это была в ту пору его песня-конек, которую кто-то показал ему, как надо исполнять. Только когда по ночам зудело его бесконечно «ны-ны-ны», мне на самом деле начинало казаться, что беды какой-то точно не избежать…»

Правда, она (на всякий случай) добавляла: «…Я, как примерная супруга, приносила ему кофе и стралась не мешать его упражнениям…»[38] Иза простодушно признавалась: «Я не придавала никакого значения этим песням, они для меня были каким-то терзанием. Куда мы ни приходили, начинались эти песни. Причем люди их слышали впервые, а я их слышала в сто первый раз. По-моему, иногда даже поднимала бунт… Мне казалось — нельзя заниматься никакими песнями! Надо заниматься только женой! В те годы мне так казалось…»[39]

«Ошибка вышла, вот о чем молчит наука…»

Плюс ко всему всезнающие «доброхоты» не дремали. Оперативно донесли Изе в Ростов про Ленинград, про съемки «713-го…», и про Люсю Абрамову, естественно, тоже. Узнав о шумном романе, Иза тут же позвонила в Питер. Они крупно повздорили с Володей. В расстроенных чувствах Иза, тотчас «собрав вещички и закрыв кавычки», укатила из Ростова в другой, не менее «крупный российский театральный центр», — Пермь.