Женщины Великого века

– Вот, дорогая сестра, единственный подарок, который я желал бы иметь на память о вашем визите. Да и существует ли на свете более редкое сокровище?

Генриетта удивленно подняла брови, а Луиза, зардевшись как маков цвет, склонила голову, не осмеливаясь посмотреть на свою госпожу. Услышанное не только смутило ее, но и испугало: как-то воспримет это принцесса? Не дай бог, подумает, что она кокетничала или между ней и королем…

Но Мадам была умна и притом отлично знала брата. Отказ ее стал верхом дипломатической игры и самых тонких уловок.

– Знали бы вы, как мне трудно вам в чем-либо отказать, брат, в ответ на вашу королевскую щедрость, однако эта драгоценность мне не принадлежит, и я поручилась за девушку перед ее семьей. Мне доверили мадемуазель де Керуаль родители по просьбе господина герцога де Бофора, павшего год назад при осаде Кандии. Керуали – древний знатный род со строгими моральными устоями: оставив вам Луизу, я бы нанесла им серьезное оскорбление.

– Но ведь она займет более высокое положение, чем прежде!

– Выше, чем оставаясь на службе у меня, хотите сказать? Не сомневаюсь. Но вряд ли это убедит семейство девушки. Дело можно устроить иначе, – и она лукаво взглянула на брата, заметив, как вытянулось у него лицо. – Все бы уладилось, стань мадемуазель де Керуаль придворной дамой королевы Екатерины, моей дорогой сестры. Правда, вряд ли та захочет увеличить число фрейлин. Как я заметила, скоро из-за них королева и вовсе лишится власти.

Карл II расхохотался и не стал настаивать. Но по красноречивому взгляду, который он на нее бросил, Луиза догадалась, что он не без сожаления оставляет поле брани. Да и девушка в тайном уголке своего сердца затаила печаль, что ей придется расстаться, вероятно навсегда, с этим очаровательным кавалером.

На следующее утро корабли, доставившие Мадам на землю предков, вновь подняли паруса и покинули дуврские Белые скалы[59]. У принцессы глаза наполнились слезами, пока она с грустью смотрела, как постепенно удаляются родные берега в сгущавшейся пелене тумана. В нескольких шагах позади нее, закутанная в длинный плащ с капюшоном, стояла Луиза и тоже провожала глазами исчезавший берег. Глаза ее, как и у принцессы, застилали слезы, ибо она знала, что оставила там частичку своего сердца. Мадам же была еще охвачена мрачным предчувствием, что ей не суждено вновь увидеть Англию, где она провела лучшую часть жизни.

И правда, не прошло и двух недель, как в замке Сен-Клу герцогиня Орлеанская скоропостижно скончалась после ужасной агонии. Произошло это сразу, как только она, по своему обыкновению, выпила на ночь цикорной воды, которую всегда держала под рукой, в шкафчике.

Похороны были устроены с королевской пышностью, и над высоко, как эшафот, воздвигнутым катафалком прозвучал громовой голос Боссюэ, который произнес вошедшее в историю надгробное слово:

– Мадам умирает! Мадам умерла!

Затерянная среди этой светской, а теперь одетой в траур толпы, стоя на коленях, безудержно рыдала молодая девушка: Луиза де Керуаль оплакивала не столько свою госпожу, сколько милую подругу.

Ночной разговор

После смерти принцессы Луиза де Керуаль не просто ощутила чувство потери – она окончательно пала духом. Отныне девушка осталась в одиночестве, без поддержки и защиты при дворе, который, как она догадывалась, таил множество опасностей. По углам придворные с возмущенными лицами шептались, что Мадам не умерла естественной смертью, да, мол, она была слаба здоровьем, но не настолько, чтобы умереть, и лучшим тому подтверждением явилась ее страшная агония. И еще тише поговаривали, что пресловутая цикорная вода оказалась смертельной потому, что этого захотел шевалье де Лоррен, который ненавидел в Мадам не столько женщину, сколько тайную посланницу Людовика XIV, и что сам он стоял во главе заговорщиков, имевших целью разрушить союз с англичанами. Никто, впрочем, не считал замешенным в этой отвратительной истории самого Месье. Несмотря на плохие отношения с супругой, принц имел для этого слишком благородное сердце.

Среди всех этих беспокойных слухов Луиза с тревогой спрашивала себя, что же будет с ней. Кто мог поручиться, что и ей не грозила опасность? Всем была известна ее близость с принцессой, а значит, она могла стать для других возможным источником информации. Самое мудрое при таких обстоятельствах было вернуться домой, на родные берега.

Но ей вовсе этого не хотелось. Уехать в Бретань значило вновь окунуться в бесконечную серость прежних дней, которую еще можно было выносить, если ты не вкусил иного… если на тебе не останавливался, например, восхищенный королевский взгляд. Отныне это означало бы похоронить себя заживо и на веки вечные. Бофор погиб, и больше никто никогда туда за ней не приедет.

Возможно, однако, что именно так Луиза бы и поступила, если бы однажды ей не сообщили, что король ждет ее в своем кабинете, и немедленно. Мадемуазель де Керуаль поспешила на аудиенцию к Людовику XIV. Интересно, что ему от нее понадобилось?