Женщины Вены в европейской культуре

Несмотря на неистовую страсть Кокошки, Альма не могла или не хотела всецело принадлежать ему. Может быть, она заподозрила его в повышенном стремлении к первенству? Или ей не хотелось так быстро жертвовать независимостью, вновь обретенной после смерти мужа? Так или иначе, их отношения напоминали вечный пат, и Кокошка резко оборвал их, записавшись добровольцем на фронт. Он был тяжело ранен, и какое-то время его считали погибшим. Альма чувствовала душевную потребность навестить больного в лазарете. Но она предпочла отказаться от своего желания. Ей казалось, что время сделало свое дело и ее близость с Кокошкой уже не воскресить. Взамен она возобновила контакт с Гропиусом.

«Я уехала на две недели в Берлин с постыдным намерением снова увидеть этого сына муз и крупной буржуазии. Дни были исполнены слез и вопросов. Ночи — ответов и слез. Наконец он влюбился, вновь влюбился в меня в течение одного часа… через час ему надо было ехать к матери. Я проводила его до вокзала, там его так разобрало, что он не долго думая втащил меня в уже дернувшийся поезд, и волей-неволей мне пришлось сопровождать его на пути в Ганновер. В чем была, без единого предмета, который обычно берут в дорогу, подчинившись принуждению, я стала жертвой этого человека. Не могу не признаться: он мне очень нравился…» [56]

В августе 1915 года Альма вышла замуж за Вальтера Гропиуса, который, подобно Кокошке, стремился на фронт. В октябре 1916 года на свет появилась любимая сверх всякой меры дочка Манон; в восемнадцать лет ей суждено было умереть от детского паралича.

Год спустя в жизнь Альмы входит еще один небезызвестный человек — Франц Верфель.

«…потом мы вместе пошли домой. Наше красноречивое молчание стало невыносимо. Ему ничего не оставалось, как только взять мою руку и поцеловать ее… Куда-то заведет меня это прекрасное мгновение! Я люблю свою жизнь… И мне не в чем раскаиваться. Это глубокое музыкальное созвучие душ было почти смертоносным.

Я не смогла бы не полюбить его, и нас окутывала музыка… Я на грани безумия. Верфель тоже…» [57]

Ситуацию, еще более осложнившуюся из-за рождения сына, который вскоре умер и отцом которого считался Франц Верфель, удалось разрядить лишь благодаря толерантности Гропиуса. Наконец в 1920 году он дает согласие на развод и даже оставляет Альме их дочь Манон. Последующие годы Альма проводит в почти постоянных разъездах с Верфелем, пока в 1929 году по его настоянию не вступает в брак с этим «полуребенком» (Верфель был на одиннадцать лет моложе). Для писателя и лирического поэта брак означал суровое ужесточение режима, не исключая и творчества, что он отчасти приветствовал, отчасти не одобрял. Много лет спустя, в Калифорнии, Верфель признался одному из своих друзей:

«…Если бы я не встретил Альму, я написал бы еще несколько хороших стихотворений и с блаженством опустился бы на дно…» [58]

Альма и ее салон на Хоэ Варте все больше превращались в некую культурную организацию Вены, причем такую, что далеко не все смотрели на нее с умилением. Элиас Канетти — впоследствии нобелевский лауреат, сделавший свою любовь к дочери Альмы Анне Малер центральной темой третьего тома своих мемуаров, дает здесь столь нелестную характеристику Альме Малер-Верфель: