Женская месть

— Зачем мне мертвые? Я такую вдову заклеил, аж погосту стало жарко. Выпили за упокой, все честь по чести. Прослезилась моя лапушка. Я пошел проводить крошку, а там река, густой ивняк, ну усадил передохнуть, пожалел, пособолезновал, приголубил женщину. Так вот и случилось, что утешил хорошо. Она довольна осталась. Домой бегом бежала. Там ее родня на поминки дожидалась. Мы с нею месяц встречались. Вернее сорок дней. Пособолезновал я ей в последний раз и баста на том. Надоели кладбищенские свиданки. А домой не звала. Вот и все. Теперь у меня другие две подружки. С ними встречаюсь дома. Обе классные, одна прикольней другой. Натуральные женщины. Обе одиночки, бездетные. Работают и получают кучеряво. Ни одной моя помощь не нужна. Они дорожат мужиком, а не мужем, сексуальным партнером. Меня это пока устраивает. Мы встречаемся по необходимости, когда есть охота. Это никого ни к чему не обязывает.

— Ну, вот и правильно тебя назвал кобелем, — прищурился Захарий.

— Ой, дед, кончай свои морали на уши вешать. Теперь люди живут иначе. В свободном браке, не регистрируясь, без обязательств, и, поверь, так оно правильнее.

— А дети? Они тоже гражданские?

— Захарий, от гражданских детей отцы уходят реже, чем от законных. Потому что их матери больше дорожат мужьями.

— Да будет тебе нести пустое. Ты знаешь, что наша Наташка сбегала из дома!

— Слышал о том. Она нашлась?

— Куда бы делась. Всплыла, как дерьмо в луже! Сама объявилась. Я про это упреждал. Убежала одна, а воротилась уже вдвоем.

— Замуж вышла! — обрадовалась Анна.

— Ага! Ни ее это счастье. Воротилась с набитым пузом. Уже три месяца. Она в гражданские жены пристроилась к Лене Чижову, сыну полковника. Тот регистрироваться с нею не захотел. Все тарахтел нашей коровище про свободную любовь. Та ухи развесила. А когда набил пузо, избавился от дуры, указал на дверь и сказал:

— Пошла вон!

— Когда Натка про ребенка затарахтела, он просто взял ее за шиворот и вывел из квартиры на лестничную площадку. На том и закончилась их гражданская любовь. Наташка воротилась домой вся в соплях. Думаешь, прощенье просила? Как бы не так! Она всех нас обосрала, будто все мы виноваты в случившемся, а больше других — я! Вот так-то оно! Как будто мы сторожами у ее хварьи обязаны быть всю жизнь! Короче, всех достала сучонка. С института ее отчислили. Полюбовник выпер, дома всех извела, да еще с набитым пузом! Куда такую девать? Хоть живьем закопай от срама! Ну, тут Женька озверел, схватил эту мандолину за шкирняк и поволок к знакомому врачу. Тот ей живо выскреб беременность. А утром отдал отцу. Женька пинками в институт воротил. И сказал, если хоть на шаг оступится еще раз, своими руками задавит шлюху. Наташка как узнала, где он теперь работает, сразу умолкла, поверила. А и дома Женьку зауважали, не брешут на него, на цыпочках вокруг ходят. Нынче он в доме петухом держится, всех в кулак зажал, давно бы так-то. Нечего бабам потачку давать. Теперь у них все в порядке. Бабы всякий вечер по соплям получают, никого не обходит вниманием. И сразу в доме тихо сделалось, потому что мужик хозяин.

— А как же тот Леня Чижов? Не приходил?

— Через неделю заявился. Хотел с Наташкой покукарекать. На тот час Женька дома был. Сам его встретил и разборку устроил крутую. Намотал ему красные сопли на все места и навсегда запретил подходить к порогу. Натка даже не вышла. И умно сделала. С тех пор они не видятся. Женька поначалу телефон хотел забрать у Наташки, но понял, что это бессмысленно. Она и не вспоминала урода. Поставил ей отец мозги на место. Теперь нагоняет все пропущенное. Женька ее уже не теряет из виду и бабам не доверяет. Самих держит в ежовых рукавицах.

— Надолго ли его хватит? — засомневался Илья.

— Ему деваться некуда. Живет с засученными рукавами, всегда наготове. А как иначе держаться с бабьем? Зато ни одна нынче хвост не поднимает, — хохотнул Захарий.

— Ну, это тоже не жизнь! — сморщилась Аня.

— Кому как! Женька все годы дышал у них под юбками. Теперь вырвался наружу, мужика в себе отыскал, человека, самого себя зауважал. Не дозволит изгаляться над собой как раньше, — улыбался сапожник.

— Тебя зовет вернуться? — спросил Илья.

— Потолковали с им, по-свойски. Он меня понял верно. Неможно, чтоб в семье были два хозяина. Нехай сам справляется в своем гадюшнике, тем более уже получаться стало. Я не хочу меж ног крутиться у него. А и привык уже дышать вольно, без бабья и скандалов. Не променяю нонешнее на тарелку супу. Сам проживу. Шибко устал от них. Мою душу в ту сторону не развернуть. Да и откинуло от всех. Никто не люб и никого не жаль. Сердце к им остыло и не болит, — признался Захар.

— А Наташка тебя не навестила?

— Кому она тут надо? Коль тогда прогнала, кто поверит, что меня признавала? На что ей тут появляться? Я лишних в своей избе не терплю. Не уважаю, когда от дела меня отнимают. Это едино, как кусок хлеба отнять, — засопел обиженно.

Илья по-своему понял слова старика и сразу встал, начал собирать вещички. Анна, взяв посуду, заспешила домой. А Захар, провощив жгут, свое вспомнил, недавнее.