Женская верность

— А дам я тебе воск церковный, и в то время, когда она будет пить и закусывать, подсунь тот воск ей в рот, чтоб она его куснула. Принесёшь его ко мне, сделаю я на него заговор. Зашьешь ёй этот воск в одежду. Вот в тот день и переезжайте. Ещё не плохо бы в церковь сходить, да молебен о здравии заказать.

Так и уговорились.

Глава 32

ИЛЮШКИНЫ ДЕТИ

Наташка уже собиралась в первый класс. Вот и новенький портфель уже купили. Коричневое шерстяное платье и два фартука. Белый и чёрный. Белый с крылышками и тонкой кружевной каймой по краям. Два огромных белых банта дожидались своей очереди, прикреплённые по углам зеркала. А ещё Наташка ждала братика или сестрёнку. А поскольку ждать оставалось совсем немного, то Наталья ночевала у бабы Устиньи.

Как-то утром Илья забежал взволнованный: "Мам, отправил Тамару в роддом. Как думаешь, счас бежать, или к обеду?".

— Думаю, иди на работу, а я в роддом. Прогуливать не след. Семья-то подрастает, — Устинья стала собираться. Акулина ещё на рассвете ушла на работу.

— Ну, оно конечно. Только что-то у меня душа не на месте. Прям, как кто часы внутри завел.

— Ну-ть теперь ты не помощник. Всё в руках божьих.

В этот же день Тамара родила мальчика. С этой вестью, украдкой вытирая непрошенные слёзы, Илья пришел к матери.

— Сын мой, говорят, помереть может. Только свет белый увидел, а уже сердце больное. Может врачи ошибаются? — и хоть прячь, хоть не прячь, из больших зелёных глаз катились крупные, солёные капли.

Умер ребёнок на третий день. Роды были тяжелыми, и Тамару ещё не выписали из больницы.

Утром Илья вошел со свертком на руках. Ребенок был запеленат так, будто был жив. Аккуратно и бережно нёс Илья своего сына. Похоронили мальчика всё там же, где двух Надеждиных сыновей, Устиньину дочь и бабушку Прасковью.

Вот и корни образовались. Семья уходила корнями в Сибирскую землю. На Лысой горе, на отведенном под кладбище месте, бабушка Прасковья нашла вечный покой в окружении внучки и трёх правнуков.

Прошел год. Наташка окончила первый класс. Училась хорошо. Ещё пыталась научить писать Устинью. И та старательно выводила буквы. Так, что научилась расписываться, и теперь, получая получку, вместо крестика писала: "Родкина". На этом её учёба закончилась, но даже таким умением Устинья очень гордилась. Сама свою фамилию писала, собственноручно!

А ещё через полтора года Тамара родила Илье ещё одну дочь. Назвали девочку Еленой. Такие красавицы бывают, наверное, только в сказках. Большие зелёно-синие глаза, голубые белки, длинные чёрные ресницы и роскошная русая копна волос. Матовая кожа светилась как лучший воск. Дар этот родительский или божий, остался ей на всю жизнь.

А жизнь, тем временем, текла своим чередом.

Подошла очередь, и Илье дали двухкомнатную квартиру в новом панельном доме.

Новая, отдельная двухкомнатная квартира, с окнами на солнце. Отчего же нет радости? Кому ещё такое счастье привалило?

Перевезли из маленькой комнатки в бараке немудрёное имущество. И сразу стало видно, что имущества-то нет. Кровать с панцирной сеткой. Старый шифоньер, тумбочка, да две детских кроватки. Зарабатывал Илья хорошо. Как-то в один из выходных дней, когда вся родня собралась у Устиньи, кому-то пришла в голову идея: съездить в Москву, и столицу повидать и заодно телевизор Илье купить. Уже на следующий выходной был готов план. Поедут Петро с Еленой, возьмут с собой Татьяну, да Тамара, возьмёт с собой Устинью. Наталья уже Москву видала, когда с Акулиной ездила. А Илью с работы не отпустили.

И вот уже колеса отбивают нехитрый такт. За окном проносятся поля и перелески. Устинья неотрываясь смотрит в вагонное окно. Дорога сюда помнилась так, будто только вчера громыхал на стыках товарный вагон и… Тихон сидел у щёлки в стене. Да, весь этот мягкий купейный уют отдала бы она за одно вернувшееся мгновение той трясучей дороги.

По купе разносили чай, суп и винегрет в железных мисках. А на станциях бабушки продавали горячую варёную картошку, укутанную так, чтоб не остыла, и малосольные огурчики. Ехали с удовольствием. Все было в новь. И новые города, проплывающие за окном, и бескрайние поля, и мелькающие в ночи огни полустанков. А когда наступала вечерняя пора, и в вагоне загорался приглушенный ночной свет, все примолкали. Мерное покачивание и перестук колёс навевали каждому свои мысли. Дремотное нечто уносило каждого в свой мир грёз.

Москва встретила суетой магазинов и величием соборов. Жить поселились все у сестры Петра Попова — Валентины Солдатовой. Сразу после того как Петро женился на Надежде, его сестра Валентина вышла замуж за служившего в Красноярске Алексея Солдатова, коренного москвича. И когда служба окончилась, молодые уехали на родину солдата. С тех пор все родственники, их знакомые, друзья и знакомые знакомых, приезжая в Москву, останавливались у Солдатовых. Так продолжалось все следующие пятьдесят лет. Когда у Валентины выросла дочь Ирина, то статус по наследству перешел к ней.