Женская верность

— Да чей-то не успеваю разглядеть. Покель не увидала.

— Куды ж нам теперь?

— Погоди. Вот сойдем. Вещи получим. А там видать будет. Может, они письмо не получили.

— Ты ж ещё и телеграмму посылала?!

— Ну щёж, може тоже не получили.

А поезд тем временем запыхтел и остановился. Люди вытащили свои вещи в проход, готовясь на выход. Только брякнул открывающейся дверью тамбур как послышались крики и ругань кондуктора.

— Молодой человек, молодой человек, дай людям выйти.

Что он ей отвечал — Акулина не слышала, но выглянув в проход увидела пробирающегося через чужие тюки Илюшку. Извиняясь направо и налево, он заглядывал в каждое отделение, вспотевший и взволнованный.

— Тута мы, Илья, тута!

— Ну, наконец-то! Второй поезд с энтим номером встречаем. — Илья плюхнулся на сиденье.

— Нечего спешить. Остановка конечная, дальше всё одно не увезут. Вот люди сойдут, а там и мы. Бабушку на вокзале посидеть устроим, а сами пойдем вещи получать. А там машина на завод погрузку закончит, да нас сверху подберет.

— Будет тороторить-то. Чегой-то про поезд-то говорил?

— Дак, тётка Кулинка в письме номер поезда отписала, номер вагона указала, а дату отправки — нет. А такой поезд приходит раз в неделю. Вот мы как письмо получили — кинулись первый же поезд встречать. А телеграмму Вашу только потом получили. Да сегодня мать и девчонки на работе, а я во вторую. Так что приходится одному Вас встречать.

К этому времени проход вагона опустел и Акулина, Прасковья и Илья с тюком, вышли на перрон.

Потихоньку жизнь семьи вошла в привычную колею.

Акулина устроилась работать на строительство жилых домов. Рабочих рук не хватало. Война окончилась. И многие стали возвращаться на прежнее место жительства. За годы войны в городе выросли крупные заводы. Требовалось строить жильё, больницы, детсады, школы. Половина из тех, кого знала Устинья и кто ушел на фронт вместе с Тихоном и Иваном — не вернулись. Многие возвращались калеками. В конце лета 1945 г. на строительство стали поступать японские военнопленные. Акулина таскала кирпич и раствор на строительстве жилых домов, которых одновременно строилось несколько и все они были из кирпича. Поэтому называли их Каменный квартал. Так это название и осталось, хоть есть у этих домов теперь и номера и улицы. А ещё, ближе к Енисею почва была песчаная — там теперь улица Песочная. Таскал носилки вместе с Акулиной маленький, считай как она ростом, японец. Работали добросовестно, дружно. По- другому ни Акулина, ни японцы не умели. От тяжелой работы и непривычно холодного климата, многие японцы заболевали. Но Акулина думала, что тяжелее всего им от тоски по дому и родным. Как могла Акулина подкармливала своего напарника. То принесет варёной картошки, то хлеба с салом.

Как-то тащили на третий этаж кирпич, когда идущий сзади напарник Акулины тихонько охнул и присел, изо всех сил стараясь не выпустить носилки из рук. Его узкие темные глаза пытались улыбаться, но по щекам медленно катились слёзы.

Вечером на домашнем совете было решено, что Акулине надо уходить с этой работы, где и мужикам не под силу. Надорвется. И через некоторое время Акулина нашла работу полегче, хотя поставить на плиту двадцатилитровую кастрюлю, вряд ли легче. Так Акулина попала в столовую.

По вечерам, после окончания рабочего дня, жильцы барака собирались на лавочке возле входа, и играли в карты, чаще в дурака. Проигравший должен был лезть под стол и там трижды кричать "кукареку". Играли и на деньги. По копеечке. Копейки эти игровые хранились в банке из-под конфет "Монпансье" и тот из игроков, кто уходил одним из последних забирал с собой этот "капитал" до следующей игры. Ближе всех Акулина сошлась с Портнягиной Татьяной. Иногда они подолгу сидели на лавочке, или на завалине барака, о чем-то негромко разговаривая. А тем временем Устинья обратила внимание, что Татьяна, и без того невесёлая, день ото дня становилась всё мрачнее и мрачнее. Из своей комнаты почти не выходила. И даже её шагов через тонкую перегородку слышно не было.

На дворе уже стояла поздняя осень. Вечерами темнело рано. И ветер тоскливо завывал в печной трубе. В один из таких вечеров Татьяна стукнула в стену. Они уже давно наловчились разговаривать через тонкую стенную перегородку, а стучали, чтоб внимание обратить.

— Кулинка! Ты дома?

— Дома, дома… Щё?

— Зайди ко мне.

Акулина поджала губы, взглянула на Устинью.

— Никуда покель не уходи, слышь?

— Да слышу, слышу. Иди уж.

Акулина накинула на голову и плечи коричный, в крупную клетку платок с кистями и вышла. Следом хлопнула дверь Татьяниной комнаты.