В этот же день прибыла рота саперов. Каноль распорядился о работах, которые тотчас начались. Нанон хотела избавить его от утомительной бессонной ночи, но комендант продолжал осмотр и ласково потребовал, чтобы она ушла к себе. Затем, отправив в дозор трех или четырех солдат, которых лейтенант рекомендовал как самых смышленых из всего гарнизона, он лег на камень и стал наблюдать за работами.
Пока глаза Каноля бессознательно следили за движением тачек и лопат, он, оторвавшись от материальных предметов, остановился на происшествиях этого дня и вообще на всех странных событиях, героем которых он стал с тех пор, как познакомился с виконтессой де Канб. Но странное дело — мысль его не шла далее; Канолю казалось, что он начал жить с этой минуты, что до тех пор он жил в другом мире, с низкими страстями, с неполноценными ощущениями. С этой минуты в его жизни явился новый свет, дававший другое представление о каждом предмете; и при этом новом свете бедная Нанон была безжалостно принесена в жертву другой любви, с самого начала чрезвычайно сильной, как и всякая любовь, которая наполняет всю душу.
Зато после самых горьких размышлений, соединенных с неземным наслаждением от мысли, что виконтесса любит его, Каноль сознался, что только чувство долга принуждает его быть честным человеком и что к этому его дружба с Нанон не имеет никакого отношения.
Бедная Нанон! Каноль называл чувства свои к ней дружбой, а дружба в любви очень похожа на обыкновенное равнодушие.
Нанон тоже не спала, потому что не могла решиться лечь в постель. Закутавшись в черную мантилью, чтоб ее не могли заметить, она смотрела из окна не на печальную луну, что скользила между облаками; не на высокие тополя, что грациозно качались от ночного ветра; не на великолепную Гаронну, что более походила на мятежного вассала, начавшего войну против своего повелителя, чем на исправную рабыню, покорно несущую свою дань океану. Нет, Нанон наблюдала, как медленно и тяжело размышлял о ней ее друг. Она видела в черном силуэте, обрисовывавшемся на голом камне, в этой неподвижной тени, сидевшей возле фонаря, живой призрак своего минувшего счастья. Нанон, прежде столь энергичная, гордая и хитрая, лишилась теперь всей своей энергии, гордости и хитрости. Мы сказали бы, что ее чувства, возбужденные ощущением несчастья, стали вдвое проницательнее и тоньше; она догадывалась: в глубине сердца ее возлюбленного растет новая любовь. Так Бог, склоняясь на огромный небесный купол, чувствует прорастание былинки во чреве земли.
Занялась заря, и только тогда Каноль пришел домой. Нанон ушла в свою комнату, поэтому он не знал, что она не спала всю ночь. Он тщательно оделся, велел собрать весь гарнизон, при дневном свете осмотрел все батареи и особенно те, которые господствовали над левым берегом Гаронны; велел перекрыть маленький порт цепями, разместил на лодках солдат с фальконетами и мушкетонами, произвел смотр гарнизону, воодушевил его своим красноречивым, живым словом и ушел не ранее десяти часов.
Нанон ждала его с улыбкой на устах. Но то не была уже прежняя гордая повелительница, капризы которой заставляли трепетать самого герцога д’Эпернона. Она казалась застенчивой подругой, послушной рабой, которая не требовала любви, но просила только, чтобы ей самой позволили любить.
Весь день прошел без особенных происшествий, если не считать различных перипетий драмы, которая разыгрывалась в душах Каноля и Нанон. Разведчики, отправленные Канолем, возвратились один за другим. Ни один из них не принес определенного известия. Узнали только, что в Бордо царит сильное волнение и, по-видимому, там к чему-то готовятся.
Виконтесса де Канб, возвратившись в город, скрыла в сердце своем подробности свидания с Канолем, но должна была передать его ответ советнику Ленэ. Жители Бордо громогласно требовали, чтобы остров Сен-Жорж был взят. Народ предлагал свое участие в этой экспедиции. Предводители удерживали его, говоря, что у них нет генерала, кто руководил бы ею, и обученных солдат, которые смогли бы с успехом в ней участвовать. Ленэ воспользовался этой благоприятной минутой, заговорил о герцогах и предложил помощь их армии. Его предложение было принято с восторгом, и те, кто накануне еще требовал запереть перед ними ворота, первые начали их призывать.
Ленэ поспешил сообщить эту приятную новость принцессе, она тотчас созвала совет.
Клер отговорилась усталостью, чтобы не участвовать в приготовлениях против Каноля, и ушла в свою комнату поплакать на свободе.
Оттуда она слышала крики и угрозы черни. Все эти крики, все эти угрозы были направлены против Каноля.
Скоро послышались звуки барабана, роты собрались, народу раздали требуемые пики и аркебузы, из арсеналов вывезли пушки и снабдили их порохом. Двести лодок готовы были под покровом ночи двинуться по Гаронне, в то время как три тысячи человек отправятся по левому берегу реки для атаки крепости с суши.