Женская война

— Хорошо, — сказал Равайи, — понимаю. Каноль хочет показать, будто его застали врасплох, чтобы не поссориться с королевой. Господа, будем столь же учтивы и не станем убивать его людей. Когда войдем в крепость, щадите всех, кроме женщин… впрочем, они, может быть, и не станут, черт побери, просить пощады. Дети мои, не забудем, что это война между друзьями, поэтому первого, кто обнажит шпагу, я велю заколоть.

При этом приказании, отданном с веселостью совершенно французской, все опять захохотали, включая солдат.

— Друзья мои, — сказал лейтенант, — посмеяться хорошо, но смех не должен мешать делу. Берите лестницы и лезьте наверх.

Солдаты вытащили из лодок длинные лестницы и подошли к стене.

Тут Каноль встал и, с тростью в руках, со шляпой на голове, спокойно пошел вдоль парапета, как человек, вышедший подышать свежим утренним воздухом.

Было уже так светло, что его нельзя было не узнать.

— А, доброе утро, навайльцы! — сказал он, обращаясь к своей роте. — Здравствуй, Равайи!.. А, Ремонанк, здравствуй!

— Ба, да это Каноль! — закричали молодые офицеры. — Наконец-то ты проснулся, барон.

— А что ж еще делать? Здесь живешь как король Ивето, ложишься рано, встаешь поздно. Но какого черта вы поднялись с зарей?

— Дьявольщина! Ты, кажется, сам должен видеть, — отвечал Равайи. — Мы осаждаем тебя и больше ничего.

— А зачем осаждать меня?

— Хотим взять твою крепость.

Каноль засмеялся.

— Ты капитулируешь, — спросил Равайи, — не так ли?

— Но прежде мне следует знать, кому я должен сдаться? Каким образом случилось, что навайльцы сражаются против короля?

— Честно сказать — потому, что мы стали бунтовщиками. Мы убедились, что Мазарини решительно дрянной человек и не стоит того, чтобы храбрые дворяне ему служили; поэтому мы перешли на сторону принцев. А ты?

— А я отчаянный эпернонист.

— Эх, перейди-ка лучше к нам! Брось этих людей.

— Нельзя… Эй, вы, господа там внизу, не трогайте цепей моста. Вы знаете, что на такие вещи можно смотреть издалека, а кто дотронется до них, тому беда! Равайи, скажи им, чтобы они не трогали цепей, — прибавил Каноль, нахмурив брови, — или я велю стрелять. Предупреждаю тебя, Равайи, у меня превосходные стрелки.

— Полно, ты шутишь, — отвечал Равайи. — Сдавайся, ведь ты не сможешь устоять…

— Нет, я вовсе не шучу. Прочь лестницы! Равайи, прошу тебя, будь осторожен… Ведь ты осаждаешь королевский замок.

— Что ты? Здесь королевский замок?

— Разумеется, черт возьми, посмотри хорошенько, и ты увидишь знамя на углу бастиона. Ну, вели лодкам отчаливать и спрячь лестницы в лодки, или я велю стрелять. Если ты хочешь переговорить со мной, ступай сюда один или с Ремонанком, и мы поговорим за завтраком. У меня здесь бесподобный повар.

Равайи засмеялся и ободрил своих людей взглядом. Между тем другая рота готовилась к высадке.

Каноль понял, что наступила решительная минута; он принял твердый и суровый вид как человек, на котором лежит тяжелая ответственность.

— Остановись, Равайи! — закричал он. — Довольно пошутили! Ремонанк! Ни слова, ни шага вперед, или я прикажу стрелять! И это так же верно, как то, что здесь развевается знамя короля и вы идете против французских лилий!

Соединяя дело с угрозой, он опрокинул первую лестницу, приставленную к стене и поднимавшуюся над ее зубцами.

Пять или шесть человек взбирались уже по лестнице. Все они повалились. Падение их возбудило громкий хохот между осаждавшими и между осажденными, как будто здесь резвились школьники.

В эту минуту условленным сигналом дали знать, что осаждающие разбили цепи, которыми запирался порт.

Тотчас Равайи и Ремонанк схватили лестницу и приготовились спуститься в ров.

Они кричали:

— За нами, навайльцы! На приступ!

— Бедный мой Равайи, — кричал Каноль, — умоляю тебя, — остановись!

Но в ту же минуту батарея, до сих пор молчавшая, вдруг заговорила; ядро с шумом упало возле Каноля и осыпало его землей.

— Ну, если вы уж непременно хотите, так извольте! — закричал Каноль, поднимая трость. — Огонь! Друзья, огонь по всей линии!

Солдаты выполнили его приказ как один человек. Ряд стволов опустился на парапет, и огненная лента протянулась над стеной, в то время как гром двух больших орудий отвечал на огонь батареи герцога де Ларошфуко.

Упало человек десять нападающих, но это не только не испугало их товарищей, а дало им новые силы. Батарея на берегу обстреливала пушки крепостного вала: одно ядро сбило королевский флаг, другое разорвало д’Эльбуэна, одного из лейтенантов Каноля.

Барон осмотрелся и, увидев, что солдаты его опять зарядили ружья, закричал:

— Огонь всем!

Приказание было исполнено столь же точно, как и первый раз.

Через десять минут не осталось ни одного целого стекла в Сен-Жорже; камни дрожали и дробились на куски; пушки разбивали стены, пули стучали по широким камням, и густой дым висел в воздухе; слышались крики, угрозы и стоны.

Каноль заметил, что более всего крепости вредила батарея герцога де Ларошфуко.

— Вибрак, — сказал он, — поручаю вам Равайи; чтобы он не двинулся ни на шаг вперед, пока меня здесь не будет. Я пойду к нашим пушкам.