Женская война. Сильвандир

— Какую чудесную шутку сыграем мы с нашим селадоном! — сказала она.

— И рассказывать будет весело!

— Я сама хотела бы поехать за ним, чтобы видеть, как он примет посланного.

— К несчастью, — или, лучше сказать, к счастью, — это невозможно и вам придется остаться со мною.

— Пожалуй, но не будем терять времени. Извольте писать вашу депешу, герцог, и отдайте Куртово в мое распоряжение.

Герцог взял перо и на листе бумаги написал только два слова:

"Бордо. — Нет".

И подписался.

На конверте этой лаконичной депеши он надписал:

"Ее величеству королеве Анне Австрийской, регентше Франции".

В то же время Нанон написала две строчки и показала их герцогу.

Вот они:

"Любезный барон!

Вы видите здесь депешу к ее величеству королеве. Отвезите ее немедленно; дело идет о спасении королевства.

Ваша преданная сестра Нанон".

Она складывала записку, когда на лестнице послышались быстрые шаги. Куртово отворил дверь с радостным видом человека, который принес нетерпеливо ожидаемое известие.

— Вот господин де Каноль, я встретил его в ста шагах отсюда, — сказал егерь.

Герцог вскрикнул от приятного изумления. Нанон побледнела, бросилась в дверь и прошептала:

— Верно, такова уж моя судьба!..

В эту минуту в дверях показалось новое лицо. Одетый в великолепный костюм, со шляпой в руках, вошедший улыбался с самодовольным видом.

IX

Если б гром разразился над Нанон, он не столько бы поразил ее, сколько удивило это неожиданное явление, и, может быть, не вызвал бы у нее более горестного восклицания, чем против воли сорвавшееся с уст:

— Опять он!

— Конечно, я, милая моя сестрица, — отвечал гость нежным голосом. — Но извините, — прибавил он, увидав герцога, — может быть, я беспокою вас.

И он до земли поклонился губернатору Гиени, который отвечал ласковым жестом.

— Ковиньяк! — прошептала Нанон так тихо, что слово это, казалось, вылетело из ее сердца, а не из уст.

— Добро пожаловать, господин де Каноль, — сказал герцог с веселой улыбкой, — ваша сестра и я со вчерашнего вечера говорим только о вас и со вчерашнего вечера желаем видеть вас.

— А, вы желали видеть меня! В самом деле? — сказал Ковиньяк, обращая на Нанон взгляд, в котором выражались ирония и сомнение.

— Да, — отвечала Нанон, — герцог был так добр, что пожелал, чтобы я представила вас ему.

— Только из опасения обеспокоить вас, монсеньер, я не добивался этой чести раньше, — сказал Ковиньяк, низко кланяясь герцогу.

— Да, барон, — отвечал герцог, — я удивлялся вашей деликатности, но все-таки упрекаю вас за нее.

— Меня, монсеньер, меня хотите вы упрекать за деликатность!

— Да, если б ваша добрая сестра не занялась вашими делами…

— А… — сказал Ковиньяк, с красноречивым упреком взглянув на сестру. — А, сестра занялась моими делами…

— Да, делами брата, — живо подхватила Нанон, — что же тут особенно удивительного?

— И сегодня чему обязан я удовольствием видеть вас? — спросил герцог.

— Да, — вопросил Ковиньяк, — и чему, монсеньер, вы обязаны удовольствием видеть меня?

— Чему? Разумеется, случаю, только случаю, который воротил вас.

"Ага, — подумал Ковиньяк, — я, должно быть, уезжал".

— Да, вы уехали, несносный брат, — сказала Нанон, — и написали мне только две строчки; они еще больше увеличили мое беспокойство.

— Что же делать, дорогая Нанон? — сказал герцог, усмехаясь. — Надобно прощать влюбленных.

"Ого, дело запутывается! — подумал Ковиньяк. — Я, должно быть, влюблен".

— Ну, — сказала Нанон, — признавайтесь, что вы влюблены.

— Пожалуй, не отказываюсь, — отвечал Ковиньяк с победоносной улыбкой, стараясь уловить в глазах собеседников крупицу истины, чтобы с ее помощью придумать большую ложь.

— Хорошо, хорошо, — прервал герцог, — однако ж пора завтракать. Вы расскажете нам, барон, про ваши любовные интрижки за завтраком. Франсинетта, подай прибор господину де Канолю. Вы еще, надеюсь, не завтракали, капитан?

— Еще нет, монсеньер, и должен даже признаться, что утренний воздух придал мне удивительный аппетит.

— Скажите лучше, ночной воздух, повеса, потому что вы всю ночь провели на большой дороге.

"Черт возьми! — подумал Ковиньяк. — Мой зять на этот раз угадал правильно".

Потом он прибавил вслух:

— Пожалуй, извольте, соглашусь, ночной воздух…

— Так пойдемте же, — сказал герцог, подавая руку Нанон и переходя в столовую вместе с Ковиньяком. — Вот тут, надеюсь, достаточно работы для вашего желудка, как бы он ни был взыскателен.

Действительно, Бискарро превзошел самого себя: блюд было немного, но все они были отборные и приготовлены превосходно. Янтарное вино Гиени и красное бургонское выливалось из бутылок, как потоки золота и каскады рубинов.

Ковиньяк ел за четверых.

— Этот малый поступает в высшей степени любезно! — сказал герцог. — А вы почему не едите, Нанон?

— Мне уж не хочется, монсеньер.

— Милая сестрица! — вскричал Ковиньяк. — Подумать только, удовольствие видеть меня отняло у нее аппетит. Право, мне досадно, что она так любит меня!