Женская война. Сильвандир

— Прекрасно! Тотчас же отнесите его, — громко сказал Роже, — а на словах передайте маркизу от моего имени, что он поступает нехорошо, пренебрегая нами. Передайте, что я не видел его уже целую неделю, что я очень обижен и прощу ему такое невнимание только в том случае, если он нынче же приедет отобедать с нами.

— Однако, сударь… — пробормотал Бретон.

— Хорошо, хорошо, ступайте, любезный, ступайте, — оборвал его шевалье, — вы мне сейчас не нужны.

Потом, спустившись на десять или двенадцать ступенек, Роже вошел к Сильвандир и, к величайшему изумлению Бретона, воскликнул:

— Вы прекрасно поступили, милый друг! — И после короткой паузы шевалье прибавил, вытаскивая из рукавов кафтана манжеты и расправляя складки на своем жабо: — Вы очень разумно поступили, велев разыскать нашего друга Руаянкура, я хочу, чтобы он отведал косули, которую нам прислал из Ангилема отец.

Сильвандир сперва покраснела, потом побелела, затем пожелтела, так что на лице ее в одно мгновение заиграли чуть ли не все цвета радуги; немного придя в себя, она вновь заулыбалась, по своему обыкновению.

"Какой у меня все же славный муж!" — подумала она, целуя шевалье в обе щеки. "какой, прости Господи, слабый человек мой хозяин! — подумал Бретон. — Ну кто поверит, что он тот самый дворянин, который в первом же поединке проткнул шпагой господина Коллински? Да, славный он нанес тоща удар!"

Перед самым обедом доложили о приезде маркиза де Руаянкура; приглашение, полученное им сразу и от жены и от мужа, видимо, растрогало его, ибо он был необычайно любезен.

Сильвандир торжествовала, а Роже преспокойно поглядывал на жену и на гостя; за столом шевалье был остроумен, но отнюдь не язвителен, очень весел и держал себя весьма непринужденно.

За десертом он заметил, что его жена и гость обменялись весьма красноречивыми взглядами.

А когда все встали из-за стола и направились в гостиную, чтобы выпить там кофе, он увидел, как маркиз, провожая Сильвандир из одной комнаты в другую, сунул ей в руку записочку. Она быстро спрятала ее на груди.

— Бесстыжая женщина! Наглый негодяй! — пробормотал шевалье. — Надо бы их обоих уложить на месте!

Но он сдержался, и пострадали только его манжеты: он разорвал их в мелкие клочья.

Нужно было во что бы то ни стало завладеть запиской; сделать это было трудно, но необходимо. Шевалье весь вечер ломал себе голову и наконец нашел способ.

Теперь оставалось угадать, когда именно Сильвандир соберется прочесть записку.

"Это произойдет, без сомнения, нынче вечером, перед тем как она станет переодеваться на ночь", — решил шевалье.

Весь вечер он не спускал глаз с Сильвандир и убедился, что она еще не успела прочесть злополучную записку; когда маркиз де Руаянкур ушел, Роже спрятался в маленькой гостиной, расположенной рядом с туалетной комнатой жены; он напряг слух и наконец услышал, что она вошла к себе, а когда, по его расчетам, молодая женщина начала читать записку, шевалье поджег портьеру на одном из окон; пламя стремительно побежало к потолку, и стекла с треском полопались.

— Пожар! Горим! — закричал д’Ангилем.

И бросился в будуар.

Сильвандир еще держала в руке записку маркиза де Руаянкура; быстрым движением она попыталась спрятать ее, но, увидев языки пламени и клубы дыма, наполнявшего гостиную, попятилась, испустила испуганный вопль и лишилась чувств.

Роже, не обращая внимания на то, что в комнате уже бушует пламя, разжал пальцы жены, взял записку и быстро прочел ее:

"Не станем больше говорить о прошлом, Сильвандир; я часто испытываю угрызения совести из-за того, что мы совершили. Ваше предложение бежать вдвоем и покинуть Францию сумасбродно, и я отвергаю его; к тому же я начинаю испытывать чувство стыда оттого, что мы обманываем порядочного человека, а он, ни о чем не подозревая, осыпает меня знаками дружеского внимание Послушайтесь меня, Сильвандир: прекратим нашу связь. Вы пишете, будто умираете от любви ко мне; живите лучше ради Вашего несчастного мужа, который Вас просто боготворит, — это гораздо более достойно истинной христианки".

— Ну что, болван несчастный?! — пробормотал Роже. — Ну что, ты и впредь еще будешь сомневаться?

Он снова вложил записку в руку жены, по-прежнему холодную и безжизненную; затем, притворив дверь в будуар, позвонил Бретону.

Пламя сожгло портьеры, опалило консоль и закоптило деревянную обшивку на стене; не находя себе больше пищи, которую можно легко поглотить, оно лизало теперь уже заметно опавшими красными языками оконные рамы и деревянные балясины.