Принцесса, побледнев от гнева, хотела отвечать ему с обыкновенной своею гордой запальчивостью, но, увидав, что все лица отвертываются от нее, что все глаза не хотят встретиться с ее глазами, что Лене гордо поднял голову, а Равальи потупил глаза в землю, она поняла, что в самом деле погибнет, если будет придерживаться своей неуместной системы. Поэтому она призвала на помощь обыкновенные свои сетования.
— Как я несчастна! — сказала она. — Все изменяет мне — и судьба и люди. Ах, сын мой! Бедный сын мой! Ты погибнешь, как погиб отец твой!
Крик слабой женщины, порыв материнской горести всегда находят отголосок в сердцах. Эта комедия, уже часто удававшаяся принцессе, и теперь произвела эффект.
Между тем Лене заставил Равальи рассказывать подробности капитуляции Вера.
— А, я это знал! — сказал он через несколько минут.
— Что такое? — спросила принцесса.
— Что Ришон не подлец!
— А почему вы знаете?
— Потому что он держался два дня и две ночи, потому что он схоронил бы себя под развалинами своей крепости, разбитой ядрами, если бы рота не взбунтовалась и не принудила его сдаться.
— Следовало умирать, а не сдаваться, — сказала принцесса.
— Ах, ваше высочество, разве умираешь, когда захочется? — возразил Лене. — По крайней мере, — прибавил он, обращаясь к Равальи, — он, сдаваясь, обеспечил себе жизнь?
— Кажется, нет, — отвечал Равальи. — Какой-то лейтенант из гарнизонных вел переговоры с неприятелем, так что во всем этом есть измена, и Ришон был выдан без всяких условий.
— Видите ли! — вскричал Лене. — Тут измена! Ришон выдан! Я знаю Ришона, знаю, что он неспособен не только к подлости, но даже к слабости. Ах, ваше высочество, — продолжал Лене, обращаясь к принцессе, — изволите слышать? Ему изменили, его предали! Так займемся его участью как можно скорее! Переговоры вел его лейтенант, говорите вы, господин Равальи? Над головой бедного Ришона висит страшное несчастие. Пишите, ваше высочество, пишите скорее, умоляю вас!
— Писать! — сказала принцесса с досадой. — Я должна писать, к кому, зачем?
— Чтобы спасти его.
— Э, — сказала принцесса, — когда сдают крепость, то принимают свои меры.
— Но разве вы не изволите слышать, что он не сдавал крепость? Разве вы не слышите, что говорит капитан?.. Ему изменили, его предали, может быть! Не он вел переговоры, а его лейтенант.
— Что могут ему сделать, вашему Ришону? — спросила принцесса.
— Что ему сделают? Вы забыли, какою хитростью занял он крепость Вер? Вы забыли, что мы дали ему бланк герцога д'Эпернона, что он держался против королевской армии в присутствии короля и королевы, что Ришон первый поднял знамя бунта, что на нем захотят показать пример? Ах, ваше высочество, умоляю вас, напишите к маршалу де ла Мельере, пошлите к нему курьера или парламентера.
— А какое поручение дадим мы ему?
— Какое? Чтобы он всеми средствами спас жизнь храброму воину… Если вы не поспешите… О, я знаю королеву… И теперь, может быть, ваш курьер опоздает.
— Опоздает? А разве у нас нет заложников? Разве у нас нет в Шантильи и здесь пленных офицеров из королевской армии?
Клара встала в испуге.
— Ваше высочество, ваше высочество! — вскричала она. — Исполните просьбу Лене… Мщение не возвратит свободы Ришону!
— Дело идет не о свободе, а о его жизни, — сказал Лене со своею мрачною настойчивостью.
— Хорошо, — отвечала принцесса, — мы сделаем то же, что те сделают: тюрьму за тюрьму, плаху за плаху.
Клара вскрикнула и упала на колени.
— Ваше высочество, — сказала она, — Ришон друг мой. Я пришла к вам просить милости, и вы обещали не отказать мне. Так вот о чем прошу я вас: употребите всю вашу власть, чтобы спасти Ришона.
Принцесса даровала Кларе то, в чем отказывала советам Лене. Она подошла к столу, взяла перо и написала к маршалу де ла Мельере письмо, в котором просила выменять Ришона на любого из королевских офицеров, находящихся у нее в плену. Написав письмо, она искала глазами, кого бы послать парламентером. Тут Равальи, страдавший еще от раны, измученный недавнею поездкой, предложил себя с условием, чтобы ему дали свежую лошадь. Принцесса позволила ему распоряжаться своей конюшней, и капитан поскакал, подстрекаемый криками толпы, убеждениями Лене и просьбами Клары.
Через минуту послышались громкие восклицания народа, которому Равальи объяснил цель своей поездки. Чернь в восторге громко кричала:
— Принцессу! Герцога Энгиенского!
Принцессе наскучило это ежедневное усердие, более похожее на требование, чем на просьбу, и она хотела не исполнить народного желания. Но, как всегда случается в подобных обстоятельствах, чернь упорствовала, и крики скоро превратились в бешеный рев.
— Пойдем, — сказала принцесса, взяв сына за руку, — пойдем! Мы здесь рабы, надобно повиноваться.
И вооружив лицо милостивою улыбкою, она вышла на балкон и поклонилась народу, которого она была рабой и повелительницей.
XVI
В ту минуту, как принцесса и сын ее показались на балконе при радостных криках толпы, вдруг раздались в отдалении флейты и барабаны.