Женская война

— Которое вы не умели удержать за собою?

— Что ж делать? Ведь даже и принц Конде потерял свое место. Нельзя управлять событиями. Милая сестрица! Каков бы я ни был, я управлял Парижем!

— Вы?

— Да, я.

— Сколько времени?

— Час и три четверти, по самому верному счету.

— Вы управляли Парижем?

— Как настоящий король.

— Как это случилось?

— Очень просто. Вы знаете, что коадъютор господин Гонди, то есть аббат Гонди…

— Знаю, знаю!

— Был полным властелином столицы. В это самое время я служил герцогу д'Эльбефу. Он лотарингский принц, и нет стыда служить принцу. Ну, в то время герцог был во вражде с коадъютором. Поэтому я произвел восстание и взял в плен…

— Кого? Коадъютора?

— Нет не его, я не знал бы, что с ним делать, и был бы в большом затруднении. Нет, я взял в плен его приятельницу герцогиню де Шеврез.

— Какой ужас! — вскричала Нанона.

— Не правда ли, какой ужас! У аббата Гонди приятельница! И я подумал то же самое. Поэтому я решился похитить ее и отвезти так далеко, чтобы он никогда не мог видеться с ней. Я сообщил ему свое намерение, но у этого человека всегда такие доводы, что против них никак не устоишь. Он предложил мне тысячу пистолей.

— Бедная женщина! За нее торговались!

— Помилуйте! Напротив, это должно быть ей очень приятно. Это доказало ей, как ее любит господин Гонди.

— Так вы богаты?

— Богат ли я?

— Да, можно разбогатеть таким грабежом.

— Ах, не говорите мне об этом, Нанона, мне как-то не везет! Служанка герцогини, которую никто не думал выкупать, и которая поэтому осталась у меня, растратила все мои деньги.

— По крайней мере, надеюсь, вы сохранили дружбу тех, кому служили против коадъютора?

— Ах! Нанона, как видно, вы еще вовсе не знаете людей! Герцог д'Эльбеф помирился с аббатом Гонди. В договоре, который они заключили между собой, мною пожертвовали. Поэтому я нашел вынужденным брать жалованье от Мазарини, но Мазарини величайший скаред. Он не соразмерял наград с моими услугами, и я был принужден предпринять новое восстание в честь советника Брусселя, имевшее целью истребить канцлера Сегье. Но мои люди, неловкие дураки, истребили его только наполовину. В этой схватке я подвергался самой страшной опасности, какой не видывал во всю жизнь. Маршал Мельере выстрелил в меня из пистолета в двух шагах. Посчастью, я успел наклониться, пуля просвистела над моею головою и знаменитый маршал убил какую-то старуху.

— Какая куча подлостей!

— Нет, милая сестрица, это уже необходимая принадлежность междоусобной войны.

— Теперь все понимаю: человек, способный на такие подвиги, мог сделать то, что вы сделали вчера.

— Что же я сделал? — спросил Ковиньяк с самым невинным видом.

— Вы осмелились лично обманывать такого важного человека, как герцог д'Эпернон! Но вот чего я не понимаю, вот чего не могу представить себе: чтобы брат, осыпанный моими благодеяниями, мог хладнокровно задумать погубить сестру свою.

— Я хотел погубить сестру?.. Я хотел?.. — спросил Ковиньяк.

— Да, вы, — отвечала Нанона. — Мне не нужно было ваших рассказов, которые показывают, что вы на все способны: я и без них узнала почерк письма. Вот, смотрите: не станете ли уверять, что не вы писали эту безымянную записку?

Раздраженная Нанона показала брату донос, который герцог отдал ей накануне.

Ковиньяк прочел его не смущаясь.

— Ну, что же, — сказал он, — почему вы не довольны этим письмом? Неужели вам кажется, что оно нехорошо сочинено? В таком случае, мне жаль вас, видно, что вы не занимаетесь литературою.

— Дело идет не о слоге письма, а о его содержании. Вы или не вы писали его?

— Разумеется, я. Если бы я хотел скрываться, так изменил бы свой почерк. Но это было совершенно бесполезно: я никогда не имел намерений прятаться от вас. Я даже очень желал, чтоб вы узнали, что письмо писано мною.

— О, — прошептала Нанона с видимым отвращением, — вы сознаетесь!

— Да, милая сестрица, я должен сказать вам, что меня подстрекала месть.

— Месть!

— И самая естественная.

— Мстить мне, несчастный! Да подумайте хорошенько о том, что вы говорите! Что я вам сделала, какое зло? Как мысль мстить мне могла прийти вам в голову?