Женская война

Я нашел обеих принцесс в постели; вдовствующая очень нездорова, а молодая устала после охоты, на которой провела весь день.

По приказанию вашему я представился их высочествам, которые тотчас же отпустили всех своих гостей и теперь я не выпускаю из глаз молодую принцессу и ее сына».

— И ее сына, — повторил Каноль, оборачиваясь к виконтессе. — Мне кажется, я лгу, а мне не хотелось бы лгать.

— Успокойтесь, — отвечала Клара с улыбкой. — Вы еще не видали моего сына, но сейчас увидите.

— И ее сына, — прочел Каноль с улыбкой и продолжал писать депешу:

«Из комнаты ее высочества, сидя у ее кровати, имею честь писать это донесение».

Он подписал бумагу и, почтительно попросив позволения у Клары, позвонил.

Явился камердинер.

— Позовите моего лакея, — сказал Каноль, — когда он придет в переднюю, доложить мне!

Минут через пять барону доложили, что Касторин ждет в передней.

— Возьми, — сказал Каноль, — отвези это письмо начальнику моего отряда и скажи, чтобы тотчас отослал его с нарочным в Париж.

— Но, господин барон, — отвечал Касторин, которому во время ночи такое поручение показалось крайне неприятным, — я уже докладывал вам, что Помпей принял меня на службу к ее высочеству.

— Да я и даю тебе письмо от имени принцессы. Не угодно ли вашему высочеству подтвердить слова мои? — прибавил Каноль, обращаясь к Кларе. — Вы изволите знать, сколь нужно, чтобы письмо было доставлено без замедления.

— Отправить письмо! — сказала ложная принцесса гордо и величественным голосом.

Касторин вышел.

— Теперь, — сказала Клара, простирая к Канолю сложенные ручки, — вы уйдете, не правда ли?

— Извольте… — отвечал Каноль, — но ваш сын…

— Да, правда, — сказала Клара с улыбкой, — вы сейчас увидите его.

Действительно, едва виконтесса успела договорить эти слова, как начали царапать ее дверь. Эту моду ввел кардинал Ришелье, вероятно, из любви к кошкам. Во время продолжительного его владычества все царапали дверь Ришелье, потом царапали дверь Шавиньи, который имел полное право на это наследство уже потому, что был законным наследником кардинала, наконец, царапали дверь Мазарини. Стало быть, следовало царапать дверь принцессе Конде.

— Идут! — сказала Клара.

— Хорошо, — отвечал Каноль, — я принимаю официальный тон.

Каноль отодвинул стол и кресло, взял шляпу и почтительно стал шагах в четырех от кровати.

— Войдите! — крикнула принцесса.

Тотчас в комнату вошла самая церемонная процессия. Тут были женщины, офицеры, камергеры — всё, что составляло двор принцессы.

— Ваше высочество, — сказал старший камердинер, — уже разбудили принца Энгиенского, теперь он может принять посланного от короля.

Каноль взглянул на виконтессу. Взгляд этот очень ясно сказал ей:

— Так ли мы условились?

Она очень хорошо поняла этот взгляд, полный молний, и, вероятно, из благодарности за все, что сделал Каноль, или, может быть, из желания посмеяться над присутствующими (такие желания кроются вечно в сердце самой доброй женщины) она сказала:

— Приведите мне сюда герцога Энгиенского, пусть господин посланный увидит сына моего в моем присутствии.

Ей тотчас повиновались и через минуту привели принца.

Мы уже сказали, что, наблюдая за малейшими подробностями последних приготовлений принцессы к отъезду, барон видел, как принц бегал и играл, но не мог видеть лица его. Только Каноль заметил его простой охотничий костюм. Он подумал, что не может быть, чтобы для него, Каноля, одели принца в великолепное шитое платье. Мысль, что настоящий принц уехал с матерью, превратилась в достоверность: он молча, в продолжение нескольких минут, рассматривал наследника знаменитого принца Конде, и насмешливая, хотя и почтительная улыбка явилась на его устах.

Он сказал, кланяясь низко:

— Очень счастлив, что имею честь видеть вашу светлость.

Виконтесса, с которой мальчик не спускал глаз, показала ему, что надобно поклониться, и так как ей показалось, что Каноль внимательно следит за подробностями этой сцены, она сказала с раздражением:

— Сын мой, офицер этот — барон де Каноль, присланный королем. Дайте ему поцеловать руку.

По этому приказанию Пьерро, достаточно обученный предусмотрительным Лене, протянул руку, которую он не мог и не успел превратить в руку дворянина. Каноль был принужден при скрытом смехе всех присутствующих поцеловать эту руку, которую самый недальновидный человек не признал бы за аристократическую.

— О, виконтесса, — прошептал он, — вы дорого заплатите мне за этот поцелуй!

И он поклонился почтительно и благодарил Пьерро за честь, которой удостоился.

Потом, понимая, что после этого последнего испытания ему невозможно долго оставаться в комнате дамы, он повернулся к виконтессе и сказал:

— Сегодня должность моя кончена и мне остается только попросить позволения уйти.

— Извольте, милостивый государь, — отвечала Клара, — вы видите, мы все здесь очень тихи, стало быть, вы можете почитывать спокойно.

— Но мне нужно еще выпросить у вашего высочества величайшую милость.

— Что такое? — спросила Клара с беспокойством.

Она по голосу Каноля поняла, что он хочет отмстить ей.

— Наградите меня тою же милостью, которой удостоил меня сын ваш.