Женская война

— Лет семнадцать или восемнадцать, не более.

— Белокурый?

— Да.

— С голубыми глазами?

— Да.

— Он здесь?

— Вот тут.

— И вы говорите…

— Что он переодет в женщину, как вы теперь, сударыня, в мужчину.

— А зачем он приехал сюда? — спросил путешественник с живостью и смущением, которое становилось сильнее, между тем как Ковиньяк начинал менее махать руками и говорить.

— Он уверяет, — сказал Ковиньяк, останавливаясь на каждом слове, — он уверяет, что какой-то приятель назначил ему здесь свидание.

— Приятель?

— Да.

— Дворянин?

— Вероятно.

— Барон?

— Может быть.

— А как зовет его?

Ковиньяк призадумался. В голове его в первый раз явилась плодовитая мысль и произвела в нем заметный переворот.

«Ого, — подумал он, — славно можно поймать их!» — А как его зовут? — повторил путешественник.

— Позвольте, — сказал Ковиньяк, — позвольте… Имя его кончается на оль…

— Каноль! — закричал незнакомец, и губы его побледнели. Черная маска его страшно обрисовалась на матовой белизне его тела.

— Точно так, Каноль, — сказал Ковиньяк, внимательно следя за переменами на видимых частях лица незнакомца. — Каноль, точно, как вы сказали. Так вы тоже знаете Каноля? Вы знаете весь свет?

— Полно шутить, — отвечал незнакомец, дрожавший всем телом и готовый упасть в обморок. — Где эта дама?

— Вот здесь, в этой комнате. Третье окно отсюда, с желтыми занавесками.

— Я хочу видеть ее!

— Ого, неужели я ошибся? — сказал Ковиньяк. — Неужели вы тот Каноль, которого она ждет? Или господин Каноль не этот ли молодец, который скачет сюда в сопровождении лакея-франта?

Молодой путешественник так бросился к окну кареты, что разбил стекло.

— Он, точно он! — закричал юноша, даже не замечая, что кровь потекла из его ран на лбу. — Ах, я несчастная! Он опять увидит ее, я погибла!

— Ага! Теперь вы видите, что вы женщина!

— Так они назначили себе свидание!.. Здесь!.. О, я непременно отмщу им!..

Ковиньяк хотел еще пошутить, но путешественник повелительно махнул одною рукою, а другою снял с себя маску. Перед спокойным Ковиньяком явилось бледное лицо Наноны, вооруженное самым грозным негодованием.

VII

— Здравствуйте, милая сестрица, — сказал Ковиньяк Наноне, подавая ей руку очень спокойно.

— Так вы узнали меня?

— В ту же минуту, как увидел вас. Мало было закрыть лицо, следовало еще прикрыть это прелестное родимое пятнышко и жемчужные зубы. Ах, кокетка, если вы думаете скрываться, так надевайте маску, но вы этого не сделаете…

— Довольно, — сказала Нанона повелительно, — поговорим серьезно.

— И я того же хочу, только говоря серьезно, можно устраивать выгодные дела.

— Вы говорите, что виконтесса де Канб здесь?

— Здесь.

— А Каноль уже вошел в гостиницу?

— Нет еще, он сходит с лошади и отдает поводья лакею. Ага! Его увидали и с этой стороны! Вот растворяется окно с желтыми занавесками, вот показывается головка виконтессы! А, она вскрикнула от радости! Каноль бежит в гостиницу! Спрячьтесь, сестрица, или все погибнет!

Нанона отодвинулась в карету и судорожно сжала руку Ковиньяку, который смотрел на нее с отеческим состраданием.

— А я ехала к нему в Париж, — сказала Нанона, — всем рисковала, чтобы видеть его!

— Ах, вы приносили жертвы, сестрица! И кому? Такому неблагодарному! По правде сказать, вы могли бы получше распорядиться благодеяниями!

— Что они станут говорить теперь, когда они вместе?

— Милая Нанона, не знаю, что и отвечать вам на этот вопрос. Думаю, что они будут говорить о своей любви…

— О, этого не будет! — вскричала Нанона, с бешенством кусая свои мраморные ногти.

— А я, напротив, думаю, что это будет, — возразил Ковиньяк. — Фергюзон получил приказание никого не выпускать из комнаты, но ему позволено впускать туда всех. В эту самую минуту, вероятно, виконтесса и Каноль говорят другдругу самые милые нежности. Ах, Нанона, вы слишком поздно взялись за ум.

— Вы так думаете? — сказала она с неописуемым выражением иронии и полной ненависти хитрости. — Вы так думаете! Хорошо, садитесь со мной, жалкий дипломат.

Ковиньяк повиновался.

— Бертран, — сказала Нанона одному из лакеев, — вели кучеру поворотить потихоньку и ехать в рощицу, которую мы видели при въезде в село.

Потом она повернулась к брату и прибавила:

— Там удобно будет нам переговорить?

— Очень удобно, но позвольте и мне принять некоторые меры осторожности.

— Извольте.

Ковиньяк подал знак, за ним отправились четыре человека, гревшиеся на солнце у гостиницы.

— Прекрасно сделали, что взяли с собой этих людей, — сказала Нанона, — и послушайте меня, возьмите-ка человек шесть, мы дадим им работу.

— Хорошо, — отвечал Ковиньяк, — работы только мне и нужно.

— В таком случае вы будете совершенно довольны, — отвечала Нанона.

Карета поворотила и увезла Нанону, которая вся горела, и Ковиньяка, по-видимому, хладнокровного и спокойного, но решившегося внимательно выслушать предложение сестры своей.

Между тем, Каноль, услышав радостный крик виконтессы де Канб, бросился в дом и вбежал в ее комнату, не обратив никакого внимания на Фергюзона, который прохаживался в коридоре и преспокойно пропустил Каноля, потому что ему не было приказано останавливать посетителей.