Женские истории пером павлина (сборник)

Подивится тому, что в центре Москвы практически не убирают снег.

В понедельник Илларион Платонович, сделав свой доклад на совещании и получив пакет документов, поспешил на вокзал. Успел на семнадцатичасовой поезд.

Дома был около полуночи и по привычке включил телеприемник. Передавали ночной выпуск новостей. Убит Председатель КУГИ. В городе объявлен план «Перехват».

«Хрена вы что-нибудь перехватите!» – зло выругался человек, который в прошлом был хорошо известен и в кругах близких к правоохранительной системе, и в преступном сообществе.

Контрастный душ привел мужчину в рабочее состояние. А сто граммов виски усугубили его.

«Завтра же подам заявление об увольнении. Теперь начнут искать виноватых. А на тебя ткнут в первую очередь. Мотать надо из этой страны! Полный беспредел!»

Три дня ушло на сворачивание дел в комитете и почти две недели на улаживание своих дел. Проданы загородный дом и машина. Квартиры переданы под ответственное наблюдение старой знакомой.

Отвальной в маленьком ресторанчике в поселке Репино. Все были довольны. Особо довольна была Елизавета, актриса Театра на Литейном.

Илларион взялся отвезти ее домой.

– Да не тряси ты меня так! Я не груша. Сама дойду.

– Веселая у вас жена, – смеется шофер такси.

Так заканчивалась жизнь Иллариона на родине. С ощущением стыда, сухости во рту и ломоты в теле.

Ту-ту-у-у. Поехали! Впереди Брест, Менджыцец-Подляски. Конечная цель – Варшава. Даешь Варшаву! За нею Берлин, Стокгольм…

Попадет ли Илларион в Финляндию? Мы не знаем.

Вот уже пять лет я не имею никаких сведений об Илларионе. Жив ли он вообще? Помогли ли ему настойки?

Иван учится в университете в Стокгольме. Девочка-шведка живет с ним. Моего Ваню приняли в семье девочки.

Я живу… Урхо не избрали на очередной срок старостой. Теперь он обыкновенный житель поселка.

Время летит. Вот и новый век. Когда он начинается? Первого января 2000 года или все-таки первого января 2001-го? А пока что осень года девяносто девятого.

– Фру Инина, вам телеграмма, – наш почтальон неизменно вежлив и даже галантен.

Над гладью озера кружатся чайки. Как тревожен их крик! Как ярко светит утреннее солнце и как четки силуэты елей вековых на том берегу!

Кто бы это мог тревожить меня телеграфным посланием? Я живу уединенно, общаюсь только по необходимости с ближайшими соседями. Это не оттого, что я поленилась выучить их язык. Просто я ежеминутно жду. Жду, так сказать, с большой буквы.

Я жду с того момента, когда Илларион сказал мне: «Жди! Я обязательно найду вас».

Текст телеграммы: «Буду третьего зпт встречайте тчк илларион тчк».

Кажется, мой квартирный вопрос на этот раз решен окончательно.

Поживем – увидим, как сложится жизнь Тамары Ининой в XXI веке…

Заметки в тетради в клеточку

Трусцой, чтобы не замерзнуть, бежим мы по насту лесной дороги. Мне двадцать семь, но легкие мои прокурены и не могут справиться с такой нагрузкой. В голове, что сверчок, одно слово – сдохну, сдохну. Впереди тысяча сто три дня. Не выдержать мне. Да и к чему? Чтобы выйти отсюда старухой? Без зубов. С воспаленной маткой и язвой в желудке. Может быть, и с чахоткой…

…Как участковый, Ваня был хил и слаб в тот момент. Тело его обмякло, ноги дернулись и все. Не надо было ему говорить такое: «Тебе вышка светит – скажи я одно лишь слово».

Что произошло в моем организме? Химия какая-то…

…Бежим трусцой… Пока бежим. Вот одна страдалица отвалила в сугроб. Вот другая. Скоро и я не вынесу и рухну. Все же мне уже двадцать восемь.

Сегодня меня поместили в лазарет. Сжалился кум. Тут, в лазарете, хотя бы тепло. Чистые простыни и наволочка. Жрачка тоже получше. У меня воспаление легких. Обошлось без туберкулеза. Лежи себе в койке и думай.

Семь лет мне впаяли за убийство мужа. Как же так случилось, спросите. Что же, у меня теперь времени хоть жопой ешь. Расс ка жу.

Санитар, милый старик, тянущий срок за кражу из своей же кассы чуть ли не ста тысяч рубликов, принес мне школьную тетрадочку: «Вы, милейшая, ведите дневник! Выйдете отсюда, книгу напишете». Определенно умом тронулся. Тем не менее через месяц я стала писать. Что тут еще делать?..

Лежу и смотрю в окно. Оно покрыто изморозью. Чего в него смотреть? Но в рисунке инея мне видятся разные фигуры. Вот там, в углу, птица. А там – точно крокодил.

У нас тут тепло, а за окном мороз. Мне хорошо. Бумага в тетрадке серая, страницы в клеточку.

…Мама родная! Как давно это было. Вот так же морозно и на окне узор. Я сижу у окна и пью толокно. Отец еще спит, а мама провожает меня в школу. Ей тоже на работу к десяти. Она продавец в промтоварном магазине.

А было ли это? Я вот уже во второй раз «хожу к хозяину», и тут, считай, моя настоящая жизнь. Меня здесь уважают. Я в фаворе у граждан начальников. А что там, за колючкой?

– Заключенная Инина, хватит бока пролеживать, – санитар из «опущенных» тих и вежлив, – пора на завтрак.

Вот так, господа присяжные! Меня на завтрак приглашают. Этого убогого спрятали сюда от греха подальше. Пожалели.