Женские лица русской разведки

Проведя своё собственное расследование и анализ всех известных ей фактов, она в марте 1910 года вновь направилась к ротмистру князю Туркестанову. Она поделилась с ним возникшими подозрениями в отношении Е.П. Медникова. Серебрякова припомнила, что несколько лет назад между ними состоялся разговор о получении пособия от Департамента полиции. И руководитель московских филёров предложил ей своё посредничество в подготовке прошения, в котором рекомендовал указать её основные успехи в тайной службе в охранке. «Мамаша», скорее, по многолетней привычке к конспирации, чем из-за подозрения Медникова в чём-то, умышленно исказила список своих достижений в охранной службе. Указала, как она потом вспоминала, несколько дел, в которых она участвовала лишь косвенно. По стечению обстоятельств именно этот список, который она обсуждала с Медниковым, был опубликован Бурцевым[289]. Как отреагировал Департамент полиции на возникшие подозрения в отношении мастера сыскного дела и главного филёра Российской империи, осталось под покровом тайны.

Четверть века на тайном фронте

Известно, что Зубатов в своём обращении к руководству Департамента полиции, направленном в 1907 году, характеризовал А.Е. Серебрякову как весьма ценного секретного сотрудника, состоявшего на службе в охранном отделении на протяжении 25 лет[290]. Путём несложных математических вычислений получается, что дата начала сотрудничества Анны Серебряковой (Рещиковой) приходится на начало 1880-х годов. Скорее всего, речь может идти о периоде с 1881 по 1883 год. Правда, сама Анна Егоровна, признавая факт пребывания секретным агентом, заявляла, что она вынужденно согласилась на сотрудничество с охранкой в конце 1890-х годов под давлением тяжёлых жизненных обстоятельств.

Кстати, фактическое время службы А.Е. Серебряковой (Рещиковой) в Московском охранном отделении так и не было достоверно установлено. Ни в ходе межпартийного суда в царское время, ни в процессе уголовного разбирательства уже в советском суде. «Трудно сказать, — отмечал следователь по её делу И.В. Алексеев, — когда установилась связь Серебряковой с охранным отделением. Трудно по многим причинам. Мы знаем, как сугубо осторожен был Зубатов (да и его предшественники), как тщательно скрывал он всякого рода документы, относящиеся к деятельности секретных сотрудников. С другой стороны, и сама Серебрякова вела свою работу ловко, умно и, конечно, старалась, по мере возможности, не оставлять документальных следов своей службы в охранке. Великую сдержанность (если не больше!) проявила она и на суде, давая свои показания многословно по количеству и скупо по качеству. Свое прошлое она открыла перед судом только в той его части и в том направлении, которое было нужно ей для изложения своей собственной версии о связи ее с руководителями охранки Бердяевым и Зубатовым»[291].

Тайная служба Серебряковой неплохо оплачивалась. Вместе с её легальным доходом получалась неплохая сумма для безбедной жизни. Помимо этого, она периодически получала разовые денежные вознаграждения. Так, например, в начале 1910 года уже пребывавший в отставке Зубатов ходатайствовал о выдаче ей пособия в размере 10 000 рублей, приуроченного к 25-летию её службы в охранном отделении Москвы. Его поддержали жандармские подполковники В.В. Ратко и М.Ф. фон Коттен, последовательно сменявшие друг друга на посту начальника московской охранки.

Год спустя, после долгого рассмотрения этого ходатайства, было решено выплатить ей единовременное пособие в размере 5000 рублей, причём равными частями с рассрочкой в 5 месяцев. Она получила эти деньги частями по 1000 рублей в течение нескольких месяцев. Велика ли была эта сумма в то время можно судить в сравнении с пенсиями, получаемыми бывшими штатными и секретными сотрудниками Департамента полиции.

По состоянию на 1908 год пенсии «за заслуги по делам государственной полиции» получали 8 человек, из которых трое были бывшими секретными сотрудниками. Размер их годовой пенсии составлял от 680 до 1800 рублей. Так что сумма в 5000 рублей вполне устроила и просителей, и саму Серебрякову. Порадовался за «Мамашу» и Медников, о чём он неофициально уведомил своего приятеля Л.П. Меньщикова[292].