Женские лица русской разведки

Позже Департамент полиции выделял ей единовременно 200 рублей на проведение глазных операций. Однако состояние её здоровья продолжало ухудшаться, в результате чего она ослепла на оба глаза. В этой связи в январе 1911 года возникла необходимость испрашивать для неё пожизненную пенсию от Департамента полиции. Кстати, именно в этом официальном документе её впервые назвали Анной Григорьевной. По ходатайству министра внутренних дел П. Столыпина повелением Николая II бывшему секретному агенту Московского охранного отделения была назначена пенсия в размере 1200 рублей в год[293]. Пенсию она пожелала получать не напрямую от Департамента полиции, а через Зубатова, о чём письменно уведомила полицейское начальство в апреле 1911 года. Полученная пенсия подтверждалась её расписками, которых накопилось 69 штук за период с февраля 1911 по январь 1917 года. После падения самодержавия пенсии от казны она не получала[294].

Дважды под судом как провокатор

После разоблачения Серебряковой в газете «Русское слово» в первых числах ноября 1909 года как агента охранки в революционном подполье пришли к выводу, что она примыкала к партии социал-демократов. Дальше — больше. Некоторые представители других партий поспешили назвать её авторитетным членом РСДРП. Припомнили ей московские провалы подпольных организаций и выданные жандармам несколько типографий. Через несколько дней в той же газете появляется более подробная статья «Женщина-провокатор». Однако среди знавших её революционеров и членов пропагандистских кружков многие в этом обвинении усомнились. Да и неточностей в публикации было немало. Автор перепутал отчество Серебряковой. К тому же показал свою неосведомлённость в том, что среди своих её называли по девичьей фамилии Резчикова (Рещикова) Анна Степановна. Под этим именем её знали и партийцы, и литераторы. Со многими из них она поддерживала дружеские отношения.

Однако В.Л. Бурцев настаивал на достаточности фактов, разоблачавших провокатора Серебрякову. В номере 2 журнала «Общее дело» от 15 ноября 1909 года он сообщил, что агент охранного отделения в течение 24 лет находилась среди революционеров и подпольщиков в России. Пользуясь их полным доверием, она информировала жандармов об их планах и начинаниях. В статье Бурцев сообщил, что готовится к печати материал по этому вопросу, написанный бывшим сотрудником охранки, который сотрудничал с ней в работе по политическому сыску. При этом во многих перепечатках этих публикаций и комментариях к ним её продолжали упорно называть членом РСДРП. Дело принимало серьёзный оборот. Социал-демократы знали, что она не состоит в их партии. Более того, было известно, что она вообще не является членом какой-либо политической партии и правильнее было бы её считать сочувствующей каким-то политическим течениям и взглядам. В этой связи Заграничное бюро ЦК РСДРП опубликовало письмо в журнале «Общее дело». В нём сообщалось, что она не является членом партии, не выполняла никаких ответственных функций, а занималась лишь снабжением адресами и квартирами. Одновременно отмечалось, что в партии следствие по этому делу еще не производится[295].

Кстати, Серебрякова также обратилась в Заграничное бюро ЦК РСДРП с требованием создать партийный суд для разбирательства по её делу.

О серьёзности выдвинутых против Серебряковой (Рещиковой) обвинений в сотрудничестве с охранкой свидетельствовал тот факт, что в числе провокаторов охранки её упомянули сразу трое самых известных разоблачителей — публицист В.Л. Бурцев, а также двое бывших штатных сотрудников охранки Л.П. Меньщиков и М.Е. Бакай. Однако публичные обвинения против А.Е. Серебряковой (Рещиковой) не были подкреплены документами и неоспоримыми фактами. Даже новые разоблачения её причастности к провалам и арестам, сделанные бывшим чиновником департамента полиции Л.П. Меньщиковым, не укрепили веры в предательство Серебряковой. Более того, начавшийся летом 1910 года межпартийный суд не решил окончательно вопрос о том, была ли она провокатором или нет. Причиной тому стало отсутствие уличающих её документов и достоверных фактов предательства, а также сомнения знакомых с ней революционеров-подпольщиков.