Женские праздники (сборник)

— Ну, во-первых, вы уже не лежите. А во-вторых. психотерапия, понятно, не кэтч, но. не все же вас за ухом чесать. Поймите, чем скорее вы избавитесь от иллюзий и тихо займете приставное место в этом битком набитом зале, тем вероятнее, что вы получите удовольствие от спектакля. Хуже видно? Спина устает? Не брюзжите. Другие, не хуже вас, стоят вон на одной ноге, так что, считайте, вам еще повезло. Главное, что это — ваше законное место, вы за него заплатили свои кровные, и никто вас отсюда не попросит. Душевное спокойствие — оно, знаете, стоит любых неудобств. Вы понимаете, о чем я? А то пролезаем всеми правдами и неправдами в директорскую ложу, а нас потом оттуда. за шиворот.

— Всяк сверчок знай свой шесток?

— Я не уверен, что мы в это вкладываем одинаковый смысл. Да, шесток, если так определила тебе природа. У шестка, между прочим, свои преимущества — отличный вид сверху, если иметь в виду козявок-букашек, и ничуть не хуже снизу, если кто-то покрупнее имеет в виду тебя.

— А если не тебя?

— Не понял?

— Если твою жену?..

Он не любил, когда жена напивалась, а в этот раз Вера явно перебрала. Пластинка давно кончилась, а она продолжала висеть на своем партнере, что не могло не бросаться всем в глаза, поскольку больше никто не танцевал.

— Не отвлекайтесь, дружище. — Швед со значением встряхивал игральные кости, словно говоря тем самым, что для мужчины нет ничего важнее.

Огородников рассеянно бросил кости и записал выпавшие очки.

— Вы не перевернете, Олег, пластинку? — В просьбе этой матрешки как будто не таилась ирония, да и простовата была для иронии эта рязанская девка, сумевшая, правда, подцепить мужа-шведа, московского корреспондента, неплохо говорившего по-русски.

Он выполнил ее просьбу. Стоило зазвучать музыке, как мохнатый шар, подключенный к стереосистеме, зашевелил иглами и стал на глазах переливаться из одной цветовой гаммы в другую, точно хамелеон, демонстрирующий свои возможности.

Танцующие, а вернее сказать флиртующие, вяло сымитировали какое-то движение.

— Человек не может кому-то принадлежать, хотя бы даже в браке, — заметила как бы вообще хозяйка дома, умело подававшая красивую грудь и столь же умело скрывавшая некрасивые ноги. — Типичный предрассудок, освященный буржуазной традицией. Согласитесь, это пошло, — улыбнулась она Огородникову.

— С вами, Леночка, да не согласиться, — натужно улыбнулся он в ответ.

— Буржуазные традиции не так незыблемы, как многим здесь у вас кажется, — произнес породистый швед, окуривавший компанию сладковатым табачным дымом. — У нас в Швеции считают, что, как всякое движимое имущество, жена может переходить из рук в руки.

— Ловлю на слове! — оживилась матрешка.

— Во время танцев, дорогая. — Швед был доволен тем, как ловко он поймал в капкан свою простушку из Рязани. — Только во время танцев.

Огородников помрачнел — камень-то, не иначе, в его огород. Нет, он не ревновал, прошло то время, тут, скорее, было задето его мужское самолюбие.

— А по-моему, жену нельзя держать на привязи. Или привязь должна быть ну о-о-о-чень длинной. Ого, две «шестерки»! И бросок в запасе! — Рязань выкинула еще одну «шестерку» и даже взвизгнула от избытка чувств.

— Так что там насчет привязи? — поинтересовалась хозяйка дома.

— Привязь должна быть такая. — мечтательно завела глазки матрешка, — .такая. чтобы жена, как козочка, могла запросто переходить с одного пастбище на другое.

— А пастух? — спросила Елена, почему-то глядя на Огородникова.

— Пастух? — удивилась вопросу простодушная Рязань. — Да что ему, козочек мало? Только поспевай.

Огородников заерзал. Все эти двусмысленности, он чувствовал, направлены в его сторону. Но возмутиться значило бы поставить себя в глупейшее положение. Положение его представлялось, в самом деле, незавидным. Лена была не только хозяйкой дома, но и полновластной хозяйкой Института красоты, где Вера заведовала отделением. Он строил выразительные мины, пытаясь донести до Вериной патронессы всю гамму чувств, которые он испытывал по поводу постыдного поведения жены, но его мимические способности не находили отклика.

Чувства, выраженные во взглядах Лены, были, возможно, более прямолинейны, зато яснее прочитывались. Впрочем, Огородников из опасения прочесть в них лишнее старательно опускал глаза.

— Олег Борисович, вы позволите отвезти домой вашу супругу?

Этот тип с бородкой, бесцеремонно обнимавший одной рукой совсем обмякшую Веру, покрутил ключом перед самым его носом, как бы давая понять, что на его, бородатого, четыре колеса он вполне может рассчитывать. И не только сегодня.

— Я. — привстал Огородников.

— Нет-нет, — осадила его хозяйка, — я вас не отпускаю.

— Мы, знаете, рассчитываем на ваш проигрыш, — процедил, попыхивая трубкой, швед.

Вера, встрепенувшись, послала мужу воздушный поцелуй и позволила себя увести… или увезти… и то и другое.

Игра продолжалась.

Ноги у нее действительно подкачали, и он отвернулся, чтобы не видеть, как она раздевается.

— Вера будет волноваться, — произнес Огородников, уже лежавший под невесомым, как пух, японским покрывалом.

— Не будет, — отозвалась Лена.