Женские праздники (сборник)

Если бы его сейчас увидел доктор Раскин, то вряд ли усомнился бы в том, что это его клиент.

О, ты дала душе моей свободу,
лишь тело — твой бессменный часовой.
Я обзавелся розою бумажной
и лебедем — игрушкой заводной.

С тех пор, как я принес тебе присягу,
никак домой не слажу письмецо.
Я выказал любовную отвагу,
меня зовут предателем в лицо.

Был период разброда и шатаний, обычно предшествующий застолью. Вера задержалась на кухне, где ее по-хозяйски приобнял красавчик, в последнее время гостеприимно распахивавший по утрам перед Верой (ее муж тому свидетель) дверцу своей модной машины. Некстати вошла Тина и со свойственной молодости бестактностью ляпнула:

— Торопитесь урвать свою часть? Правильно. А то сегодня много желающих.

Вера выскользнула из объятий, а заодно и из кухни, с фельдфебельским окриком:

— Или вы все сейчас же сядете за стол, или.

— …или живым отсюда никто не выйдет, — пошутила боевая подруга.

— Это точно, — поддержал бородатый, тот самый, что увез подвыпившую Веру домой. Чей это был дом, так и осталось невыясненным. — Железные у нашей Верочки объятья.

Шутка, с учетом кухонного инцидента, вышла вдвойне неудачной. Настроение у хозяйки вконец испортилось, а тут еще…

— Господа, что же это за именины без именинника?

— Да! Неплохо бы и Олегу Борисовичу поучаствовать.

— А по-моему, это предрассудок. Ну не смог товарищ. Обстоятельства. Но ведь у нас незаменимых нет? Предлагаю открытым голосованием выбрать исполняющего обязанности именинника.

— Тина… — многозначительно шепнула Вера дочери.

— Нет, — так же тихо отрезала та.

— А что, прекрасная мысль!

— Есть контрпредложение. Считать нашего незабвенного друга временно от нас ушедшим, в ознаменование чего.

Взрыв смеха и аплодисменты заглушили речь. Кто-то потянулся к рюмке во главе стола, налил в нее водку и прикрыл корочкой хлеба. Кто-то так же оперативно наполнил остальные рюмки.

— …в ознаменовании чего, — повысил голос оратор, — почтить Огородникова Олега Борисовича вставанием.

Со смехом полезли чокаться.

— Стоп! Не чокаться! Не положено.

— Правильно. Медленно и печально.

Вера растерянно улыбалась.

Застолье между тем быстро набирало обороты.

— Друзья, в этот печальный день мне, не знавшему Олега Борисовича лично, хочется с особой теплотой вспомнить такие его качества, как хорошую начитанность и плохую наслышанность. Да, друзья, только когда эти качества идут рука об руку, мы можем говорить о настоящей интеллигентности. Человек как бы все знает и при этом ничего не понимает. Замечательная способность, облегчающая жизнь как ему самому, так и тем, кто его окружает. За интеллигентность!

— Золотые слова!

Тина в упор смотрела на мать, словно ожидая от нее какого-то поступка, но Вера гоняла по тарелке холодец с глуповатой улыбочкой.

— Позвольте мне. Я тоже не имел чести знать Олега, но как старый друг дома я убежден — рядом с такой женщиной может жить…

— Мог, — поправили его.

— Рядом с такой женщиной мог жить лишь человек в высшей степени достойный. Жаль, что его нет с нами. Но ведь мы не оставим Веру в трудную минуту?

Одобрительно зашумели.

— Я надеюсь, здесь собрались только самые близкие. те, на кого всегда можно положиться. За тебя, Вера!

Все полезли чокаться с хозяйкой, как вдруг Тина вскочила со своего места.

— Ты куда? — испугалась Вера.

— Под настроение… сейчас…

Настойчиво затренькал дверной звонок.

— Открой! — крикнула дочери вдогонку Вера, подождала и сама направилась в прихожую.

— Огородников здесь живет?

— Здесь.

— Поздравительная. Распишитесь вот тут вот.

Вера развернула телеграмму, машинально прочла вслух:

Отключился от мира. Слушаю Коэна.
Соскучился по себе.

И подпись: Именинник.

Это стало последней каплей. Вера выскочила на лестничную площадку и забарабанила в соседнюю дверь.

— Идиот! Псих! Дурочку из меня делаешь? Открой сейчас же! Я там как белка в колесе, гостей его развлекаю, а он. Открой, говорю! Скучает он, слыхали? Под музыку!

Гости подтягивались к месту вероятных военных действий. Повысовывались соседи. Боевая подруга начала было оттаскивать Веру, но потом из солидарности обрушилась на дверь с еще большей ненавистью.

— Тина! — отчаявшись, Вера позвала дочь на подмогу.

Из комнаты дочери грянул траурный марш Шопена в какой-то немыслимой джазовой обработке.

Огородников будто и не слышал криков жены.

Но медлил я, изнеженный, в объятьях,
я льнул, давно пресыщенный, к губам.

— Тина! — прорывалось издалека. — Если ты сию секунду… мерзавка!..

Так и не смог своих предупредить я, —

звучало в ушах Огородникова.

— Просачивается, говорите? — переспросил доктор Раскин.