Женские убеждения

– Я не собираюсь поднимать шум, – начала Фейт. – Это плохо отразится на фонде, перекроет нам возможности предпринять что-то еще. При том, что мне омерзителен нравственный вакуум, который, как мне представляется, царит наверху, в «Шрейдер-капитал», я не могу просто взять и бросить работу – чем я тогда стану заниматься? Я и дальше буду брать у тебя деньги, Эммет, но со внутренним неприятием. Буду брать и использовать, и внимательно следить за их расходованием, потому что особого выбора у меня нет. Все мы приходим на землю, чтобы совершать то, к чему предназначены, – продолжала она. – Я тружусь ради женщин. Это мое поприще. И я буду трудиться и дальше. Понятия не имею, просочатся ли слухи про эквадорскую историю за пределы нашего здания. Если просочатся, будет большой скандал, возможно, нас вынудят закрыться. Но основное мое решение состоит в том, что я все-таки остаюсь.

– Вот и хорошо. – Лицо его просто кричало о том, как велико было облегчение. – Не знаю, что бы я делал, если бы ты сказала, что уходишь.

– Прекрасно бы справился. Ты – один процент от одного процента.

– До твоего появления мне было очень скучно, Фейт, – признался Эммет. – В редакционной статье в «Уолл-стрит джорнал» меня как-то назвали «привилегированным нарциссистом». Порой мне кажется, что это правда.

Он подумал, хотя вслух и не сказал, что людям вроде него время от времени нужно напоминать, чтобы они не превращались в привилегированных нарциссов. А для этого им нужен человек вроде Фейт.

Эммет порывисто схватил Фейт за руку, несколько секунд она ее не отнимала. А потом подвинулась, руки разомкнулись.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Час уже поздний.

Она встала, поэтому он встал тоже.

– Так не знает никто, кроме Грир Кадецки? – уточнил он. – И того, кто ей это сообщил?

– В этом я не уверена.

Они помолчали.

– Грир ведь не станет болтать, да? – спросил он.

Фейт покачала головой.

– Вряд ли станет. При этом она уже уволилась. Была неприятная сцена. Мне она нравилась, я много в нее вложила.

– Да, как это у тебя принято. Ты с ними всеми нянчишься.

– Нянчиться – это только часть дела, – сказала она. – Их еще надо брать под крыло, если видишь, что им этого хочется. Но тут есть и другая сторона, и состоит она в том, что рано или поздно их надо отпускать. Раз – и отбросил от себя. Потому что в противном случае они так и не научатся управляться самостоятельно. Случается отбросить слишком резко. Тут надо проявлять осторожность, – она помолчала. – Но тебе тоже не помешает кое с кем понянчиться. С твоими с верхнего этажа.

– Сделаю, – пообещал он, воодушевившись: ему вдруг вспомнились двое молодых сотрудников, он и она, оба только со студенческой скамьи – они одновременно пришли в «Шрейдер-капитал». Оба – умные, хваткие, целеустремленные, у каждого свой, яркий талант. Оба многообещающие.

– Это совсем не обременительно, – сказала Фейт, – а они будут тебе очень, очень, очень признательны. И попытаются это тебе продемонстрировать. Есть доказательства, – добавила она, кивая на что-то, на что смотрела.

Эммет обернулся. На полу возле дивана стоял большой ящик без крышки, где лежали разные предметы – некоторые все еще в подарочных обертках, другие уже развернутые.

– Что это? – удивился он.

– Благодарственные дары, сентиментальные безделушки, милые розыгрыши. Личные воспоминания.

– От кого они?

– Много от кого. От людей, с которыми я общалась за долгие годы. Многих видела лишь единожды. Иногда присылают по почте, иногда передают на встречах и конференциях. И к каждому прилагаются слова, что я так или иначе помогла этому человеку, а если подарок присылают по почте, всегда есть записка, но иногда я знать не знаю, от кого дар – мне даже имя в записке ничего не говорит или вспоминается совсем смутно – но судя по записке, для человека эта встреча стала определяющей. Думаю, так и есть, потому что иначе она бы не запомнилась. Все эти вещи лежат тут слишком давно, покрываются пылью. И это не единственная коробка. Только верхушка айсберга. Дина на следующей неделе поможет мне их разобрать. В семьдесят один год начинаешь смотреть на материальные предметы по-иному. Прошло время собирать вещи. Пора их рассеивать.

Эммет наклонился, пододвинул ящик к себе, заглянул внутрь, порылся, вгляделся. На самом верху лежала кружевная подушечка, из тех, что очень милы женщинам: саше. Он поднес ее к носу, но запах уже выветрился.

Вот цепочка для ключей с маленьким сапожком – наверное, в память о сексуальных замшевых сапожках, которыми Фейт так знаменита.

Вот три баночки: одна пустая, в другой какое-то древнее темное варенье – а в нем, возможно, споры ботулизма, в третьей – драже. К той, где драже, прикреплена записка:

Фейт,

Понимаю, вам дарят много конфет, потому что вы и сама такая конфетка. Но я уверена, что ЭТИ вы обязательно сможете оценить! (Я вообще уверена, что вы можете абсолютно все!)

Целую,

Венди Сэдлер.