Женские убеждения

– Точно. Хотя, на самом деле, уже нет. Их довольно давно сперли.

Кори отвел Кристин наверх, к себе в комнату, закрыл дверь. Оказавшись с ней наедине, он невольно сравнил ее с Грир. Женщина на замену – мобильник, выданный на время ремонта обычного: модель куда менее продвинутая, однако ведь тоже женщина, душистая и мягкая, знающая, какова жизнь здесь, в Макопи, – она не станет спрашивать у Кори, почему он «застрял в этой дыре». Кроме того, у нее были податливые губы, а нижняя оказалась рассечена на две подушечки. Они выкурили косячок, чтобы хоть как-то приглушить неловкость момента. Травка стала для него своего рода приправой к существованию – он открыл ее вскоре после краткого приключения с героином, в которое его втравил братец Саб. Выкурил косячок – снесло все преграды, а вот понюхал героина – и у тебя снесло крышу, будто торнадо прошел: спасибо, больше не надо.

Кори и Кристин курили вместе в полном молчании, потом он поднял глаза и вдруг увидел, что она возвышается над ним, будто строительных кран. Он медленно поднялся к ней навстречу, лица их встретились. Из ее приоткрывшегося рта шел дымный, ржавый запах, как будто где-то внутри запеклась кровь. Целуя Кристин Веллс, Кори осознал, что сексуальное возбуждение бывает разной силы и концентрации, но, если не считать этого, телу все равно, кого ты целуешь. Он так давно вообще никого не целовал.

– А ты в школе таким был, блин, задавакой, – сказала Кристин, когда поцелуй завершился, они отстранились и поглядели друг на друга. – Так всегда одевался аккуратненько. Тебе что, мамаша все рубашки гладила? Выглядел вечно прямо с иголочки. Чистенький – аж жуть. Чистой воды маменькин сынок.

– Угу. Зато я теперь глажу ее одежду. Quid pro quo[25].

– Чего?

– Ничего.

Придумать других тем для разговора ему не удалось, а потому он без лишних слов лег на нее сверху, боясь расточить и так довольно скудные силы и интерес.

Связь их продолжалась целый месяц – за это время они потратили ошеломительное количество часов на то, чтобы курить травку и валяться в постели. Там они и лежали, когда в один прекрасный день комнату вдруг озарил свет, раздался гулкий хлопок двери, Кори поднял глаза и увидел, что на пороге стоит его миниатюрная мама.

– У меня запор, – объявила Бенедита.

– Ну охренеть теперь, – тихонько пробормотала Кристин.

– Кори, дай мне, пожалуйста, «дулколакс»[26]. Я искала и не нашла.

– Да, мам, сейчас, минутку, – сказал он.

Бенедита удалилась, шаркая ногами. За прошедшие годы у нее выработалась такая походка: Кори уже так привык к шарканью ее розовых домашних туфель по всем комнатам дома, что звук этот его почти что успокаивал, будто потрескивание поленьев в очаге. Но Кристин глянула на Кори с праведным гневом, он впитал его и ощутил прилив встречного гнева, потому что Кристин не имела на него никаких прав, и с какой это радости она считает иначе?

– Фу, гадость какая, говорить вслух такие вещи, – заметила она.

– Ну, ей просто больше некому про это сказать.

– Я тоже с матерью живу, но она со мной всяким говном не делится. И меня это устраивает.

Кори передернул плечами – хотелось, чтобы она ушла. Забота о матери стала для него и работой, и сутью существования. Он распоряжался ее жизнью, стараясь делать так, чтобы боли она испытывала не больше необходимого. Ему не хотелось, чтобы Кристин вторгалась в эту епархию, ей полагалось ее игнорировать и не высказываться по этому поводу. А она позволяет себе возмущаться, указывать, иметь собственное мнение, и вот все, что в Кристин Веллс мимолетно представилось ему эротичным – крошечная собачья будка, вытатуированная на лодыжке, длинные ухоженные волосы и податливый рот – внезапно сделалось отвратительным. Кори полностью потерял интерес ко всему, что было связано с этим существом, потому что оно пересекло установленные для него границы, да еще и оскорбило его мать. Хуже того – оскорбило и его мать, и его. Оскорбило то, чем они с матерью были друг для друга. Нет, оно оскорбило только его.

– Кристин, я встану, – сказал он. Рядом с ней он начинал говорить в непривычной для себя манере. «Я встану» вместо «Мне нужно встать».

– Кори, ты че, окрысился на меня за то, что я офигела от твоей мамаши с ее запором?

– Типа того.

– Пошел ты в жопу, Пинто.

– Да, ладно, хорошо, очень мило с твоей стороны.