Я взяла выходной. Я хотела залезть под ковер, собрать недостающие кусочки, очистить их от пыли, убедиться в том, что они не утратили форму, не порвались, не испортились от времени. И проверить, что это именно те фрагменты, которые мне нужны. Никогда ведь не знаешь, пьяный производитель пазлов мог подсунуть в коробку неподходящий фрагмент — W вместо X или, что касается нас, X вместо Y.
Мари-Луиза умерла, но мне нужно было убедиться, что злая воля, погубившая маму и Камиллу, а нас с папой сковавшая по рукам и ногам и приговорившая к молчанию, ее не пережила.
Кроме того, я хотела узнать, кто искалечил мою сестру (или моего брата). Я хотела узнать имена тех, кто его убил.
Я знала, где найти эти имена.
А еще мне нужно было кое-кого поблагодарить.
Я вошла через 77-е отделение. Было без пятнадцати два. Проходя перед открытыми дверьми, я увидела, что кабинет консультаций и кабинет Анжелы пусты. Из-за конторки доносился стук клавиш.
— Что ты здесь делаешь, дорогая? — спросила Алина, когда я встала возле нее. — Я думала, ты взяла выходной.
— Я решила провести
Алина помрачнела:
— У меня все в порядке, а вот Франц меня беспокоит. Он становится все печальнее. Он то и дело повторяет, что, возможно, прожил жизнь зря.
Ошеломленная, я развела руками и посмотрела на небо:
— Как это, прожил зря? А ты? А Манон?
— Он говорит не о
Я покачала головой:
— Держу пари, он ответил: «Об этом не может быть и речи! Я не могу велеть Джинн опрашивать всех женщин, родившихся с тем или иным синдромом и предупреждать меня, если одна из них окажется похожей на ту, что я жду! Это было бы нечестно по отношению к ним обеим!» Или что-то в этом духе.
— Да, ты хорошо изучила моего мужа, — вздохнув, сказала она.
— И он хорошо меня изучил. Он прекрасно знает, что если я ее увижу, то не смогу с ней поговорить. Но иногда — я это поняла лишь в последние дни — тот, кто больше всего занимает наши мысли, не является корнем проблемы. Может быть, его мучает вовсе не
Она отрицательно покачала головой:
— Когда с ним случилась эта история, мы еще не были знакомы, тогда мне было… двенадцать. Потом он рассказывал мне обо всех женщинах, которых знал, но о ней не говорил ни слова.
— Понимаю.
Она помолчала, потом сказала:
— Мы познакомились, когда мне было девятнадцать… — Она указала на кабинет Анжелы: — В кабинете Анжелы.
— Правда?
—
Я видела, что она готова рассказать больше, но сегодня у меня были другие планы.
— Я очень хочу послушать о тех временах, но… может быть, в другом месте? Более спокойном.
Ее лицо просветлело.
— Значит, мы куда-нибудь сходим?
— Отличная мысль. — Я посмотрела на часы, которые дал мне папа. — Мне пора.
— Сегодня увидимся?
— Вряд ли.
Она меня обняла.
Я толкнула двойную дверь коридора роддома и оказалась на лестнице, ведущей вниз, в отделение ДПБ.
Коридор отделения ДПБ был пуст, из буфетной доносился звон посуды. На этот раз, пройдя через дверь подвала, я намеренно свернула направо. Я точно знала, куда идти.
По всей длине коридора по-прежнему стояли металлические шкафы с выдвижными ящиками и написанными на них цифрами и буквами. Я могла найти в них то, что мне было нужно.
Я одну за другой открывала металлические дверцы и внимательно просматривала надписи на ящичках: 1989, 1987, 1983… Я открыла еще одну дверь.
Помещение снова изменилось. Это была уже не комната, а квадратный кабинет. Вдоль перегородок поставили такую же мебель, как в коридоре, а также шкафы с картами, высокие этажерки с тетрадями, книгами, бумагами, картами в картонных коробках, регистрами, а еще старые ЭВМ — «Amstrad», «Apple IIc», «PCAT», «Olivetti» с двумя дисководами… Коробки с дискетами… Настоящий маленький музей вычислительной техники.
— Здравствуй, Джинн.
Я обернулась и не сразу узнала человека, стоявшего за моей спиной. Это была женщина лет шестидесяти, с морщинистым, но улыбчивым лицом. Ее длинные волосы, черные с белыми прядями, были аккуратно заколоты. На ней были халат поверх блузы и юбка. Руки в карманах. На груди висел бейдж с именем и должностью: «Р. Серлинг. Редактор».
— Ре…Рене?
— Вы помните мое имя? Очень приятно.
— Здесь все так изменилось… — сказала я, смутившись, что случалось со мной всегда, когда я оказывалась в этой комнате.
— Да, здесь стало гораздо лучше! Теперь я могу работать.
— Работать? Чем вы занимаетесь?