Мать что-то ещё говорила, но Алька уже не слушала, а зачем, она и так знала, что мать скажет дальше. Сейчас она ещё назовёт парочку дефектов характера, которые Алька в силу своей недальновидности и скудости мышления, а то и по злому умыслу могла унаследовать от «своего папочки», припомнит обязательно в каких обстоятельствах эти нехорошие черты проявлялись у неё наиболее отчётливо и, обязательно, предостережёт, как плачевно такие качества могут сказаться на всей дальнейшей Алькиной жизни. Далее последуют многократно уже до этого озвученные инструкции по выживанию в лагере, (писать маме через день, хотя бы несколько строк (конверты с уже подписанным домашним адресом в тетрадке, а тетрадка на дне чемодана), не оставлять где попало свои вещи, ни в коем случае не ходить в мокром купальнике, обязательно есть суп, или что там будет на первое, во избежание развития язвы желудка, не забывать про головной убор (так отвлечённо мама называла отвратительную жёлтую панаму в виде поникшей шляпки гриба, которую Алька только что торжественно ещё раз поклялась себе не то что ни в коем случае не надевать на голову, но даже не трогать руками), перемежающиеся сетованиями на её, Алькину, феноменальную рассеянность и призывы быть внимательнее, осторожнее и расторопнее. Алька старательно прислушивалась к звукам, доносящимся со двора, недовольно сопела и назло задействовала все свои внутренние ресурсы, чтобы только не допустить, то, что говорит мать, в область сознания. У неё это здорово стало получаться, даже тренироваться пришлось сравнительно недолго. То есть чаще всего это происходило автоматически, так сказать, само собой, например, по средам, на политинформации или во время объяснения новой темы по математике, во время которой Алька часто понимала лишь отдельные слова, да и те, которые не несли основную смысловую нагрузку, а были нужны лишь для связки слов в предложении. Например, союзы, предлоги и, отчасти, междометия. В незнакомом английском тексте ей больше встречалось знакомых слов, чем там. Поэтому Алька, чтобы не тратить попусту время, на некоторых уроках отключалась практически сразу после слов учителя: «Тема нашего сегодняшнего урока…» Отключалась, конечно, не буквально, а по образному выражению Оли, витала в облаках. Мама была более категорична и называла это Алькино состояние «считать ворон» или «валять дурака». Так вот, иногда автоматическое отключение по какой-то причине не наступало или запаздывало, и приходилось вызывать его искусственно. Даже при общении с самыми близкими, например, с мамой, особенно после того, как они стали жить с папой раздельно. Или с Олей, у которой, похоже, на любую ситуацию, происходящую в жизни их семьи, был готов пример или контраргумент из её личной насыщенной биографии, который она уже до этого раз десять со всеми, изводившими Альку мельчайшими подробностями рассказывала. Даже если вдруг с самой Олей такого не происходило, то можно было не сомневаться, что в её окружении обязательно найдётся кто-нибудь, с кем однажды случилась точно такая же история. И Оля с энтузиазмом вдохновлённого оратора пускалась в описание жизненных перипетий этого человека со всеми многочисленными животрепещущими деталями, попутно анализируя, делая выводы и щедро делясь с аудиторией биографическими сведениями, касающимися родителей, жён, мужей и внучатых племянников этого несчастного, чей жизненный путь однажды весьма неосторожно пересёкся с Олиным. Даже находясь в обществе лучшей подружки Светки Малютиной, Алька время от времени отключалась. Со Светкой последнее время вообще стало трудно дружить. Мало того, что она уже полгода носит самый настоящий лифчик, а Альке пока даже нулёвка не светит, так ещё и все разговоры с ней сводятся к обсуждению мальчиков вообще и Сашки Локтева, в частности. С точки зрения «любит-не любит»…
Вернулась тётя Аня с пустой миской, и, качая головой, пожаловалась матери:
– Спасу нет с этой заразой, – мотнув головой в сторону, с которой доносилось в открытое окно энергичное и сочное чавканье Дайны, – вздохнула тёть Аня,
– Каждый год одна и та же песня, в этом году спасибо, хоть всего четверо, а то ведь по шесть, по восемь щенков приносит каждое лето… И не отпускаем, следим, чтоб не бегала со двора никуда, и как только умудряется, понять не могу.
– Дурное дело – не хитрое, – отозвалась мать, – Ладно, поеду я, а то на автобус опоздаю, да и вам рано вставать завтра… Спасибо, Аня за всё… Вы в понедельник возвращаетесь? Я позвоню на работу тебе…