Женский клуб

– Пожалуйста, Мими, пусти меня, – снова крикнула она.

Она все стучала и просила, и наконец Мими открыла. Ее каштановые волосы были не покрыты; у нее не было сил натянуть шапочку или шарф. Ее глаза покраснели, под ними легли темные круги. Эстер схватила Мими за руки. Держа их, она впервые заметила, до чего они тонкие и нежные, как у ребенка.

– Мими, ради бога, что происходит? – воскликнула Эстер.

Мими смотрела куда-то поверх Эстер, на улицу позади.

– Йосеф уехал, – произнесла она.

– Уехал? – Эстер помотала головой. – Нет. Не может быть.

– Может.

– Когда? Почему?

– Он покинул Мемфис сегодня утром, – сказала Мими и захлопнула дверь. Эстер так и стояла в слезах, не понимая, что же делать.

Узнать, что Йосеф исчез, – все равно что узнать о смерти. Кто-то плакал, кто-то кричал, а кто-то не произнес ни слова. Мы не могли поверить, что потеряли еще и Йосефа. Пытались придумать какие-то объяснения. Гадали – а вдруг, ну вот вдруг он просто вернулся в ешиву? Хотя нам бы его не хватало, но мы бы утешались мыслью, что он идет по верному пути, который через несколько лет приведет его обратно к нам. Мы хватались за эту надежду, убеждали себя, что, возможно, это тоже знак того, что наша община снова стала прежней. Но понимали, что возвращение в ешиву маловероятно. Будь оно так, раввин и Мими не стали бы расстраиваться. Да и до летних каникул оставались считанные недели, не было смысла ради них возвращаться. И мы бы загодя узнали о таком решении. Мы бы устроили ему прощальную вечеринку, осыпали подарками в дорогу.

С тяжестью в сердце мы поняли, что наверняка Йосеф сбежал вместе с Бат-Шевой. Другого объяснения быть не могло. Мы представляли, как они едут прочь из Мемфиса с Аялой на заднем сидении и багажом на крыше машины. Они тихонько выехали под покровом ночи, чтобы никто их не заметил. Может, они поженятся, может, и нет, но, как бы то ни было, Йосефа мы больше не увидим.

Последние недели мы думали о Бат-Шеве куда реже, чем раньше. Мы надеялись, что, если задвинем мысли о ней куда подальше, она со временем просто исчезнет, и наш старый добрый Мемфис вернется к нам. И вот снова мы не могли выкинуть ее из головы. Мы смотрели на ее дом. Окна закрыты, шторы задернуты, никаких признаков жизни внутри. Дверь гаража тоже опущена, и непонятно, на месте ли машина. Никто из нас весь день не видел ни Бат-Шеву, ни Аялу; вроде и не было причин их искать, и все же это был еще один недобрый знак.

Хотя наши дети уже вернулись из школы, а мужья были на пути с работы, мы не могли оторваться от окон, напряженно ожидая подтверждения тому, что Бат-Шева и Йосеф сбежали вместе. Чем дольше не показывалась Бат-Шева, тем больше крепла наша уверенность. Несмотря на все наши усилия не допустить этого, Бат-Шева все же ухитрилась увести у нас Йосефа. В квартале еще не бывало так тихо и недвижно, как тем вечером. Сгущались сумерки, зажигались фонари, и тени от деревьев и почтовых ящиков, перечеркнувшие наши лужайки, казались зловещими, они словно насмехались над нами за то, что мы не смогли спасти Йосефа.

Когда мы почти утратили надежду, что произойдет что-нибудь новое, в дверях дома показалась Мими. Мы подумали было броситься к ней, закидать вопросами, поделиться нашей печалью и сомнениями. Но по выражению ее лица поняли, что не стоит. Ее всегдашняя открытость и улыбка, ее добрые карие глаза – все это исчезло, лицо казалось пустым и непроницаемым.

Мими шла мимо наших домов, не глядя на освещенные окна и нас за ними. Мы все еще надеялись, что она остановится, что расскажет, что же происходит. Но она миновала дом за домом, не замедляя шага, и, когда поравнялась с домом Бат-Шевы, мы решили, что туда она и направлялась. Возможно, хотела сама убедиться в том, что Бат-Шева тоже сбежала, возможно, только так могла принять случившееся. У подъездной дорожки она замерла и посмотрела на дом, но потом продолжила путь.

Она двинулась прямиком к синагоге. Хотя было поздно, задняя дверь оставалась открытой для мужчин, пришедших на маарив в бет мидраше. Эстер Абрамович тоже не уходила и сидела у себя в кабинете. После разговора с Мими она просто не могла вернуться в свой пустой дом. Работа в синагоге была всей ее жизнью, и она решила занять себя делами. Мими зашла и сразу направилась в святилище. Отворила двойные двери; внутри было темно, только слабо горел светильник над ковчегом, отбрасывая тени на пурпурный ковер и серебристые стены. В последние месяцы Йосеф проводил здесь много времени в раздумьях, и Мими, быть может, надеялась обнаружить какие-то следы того, что он чувствовал, какой-то обрывок мысли, затерявшийся под креслом.

На Мими нахлынули воспоминания стольких ушедших лет: как она стояла в синагоге, беременная Йосефом, молясь о том, чтобы у ребенка все получилось в жизни; она с маленьким Йосефом на коленях слушает речь раввина. И потом бар мицва Йосефа, и он стоит перед всеми и громким звучным голосом поет отрывок из Торы; вот он вернулся из ешивы, и встретился с ней взглядом, и улыбнулся из-за перегородки в синагоге.