Женское нестроение

Изъ всхъ, записанныъъ А. Зенгеромъ, исторій, такъ сказать, «объ ейныхъ подлостяхъ и евоныхъ благородствахъ», на меня произвела наибольшее впечатлніе трагическая поэма о ревнивой жен, которая никакъ не могла простить мужу, что однажды онъ до благо утра пропадалъ вн дома, превесело проводя это время въ эстетическомъ разговор съ ея соперницей, a она, жена, совсмъ не эстетически штопала, тми часами, мужнины «поганые штаны». Занятіе это осточертло бдной дам (по-моему, вполн заслуженно), и, когда супругъ удостоилъ явиться и ползъ къ жен съ нжностями, она сего эстета и платоническій предметъ его обругала скверными словами и вела себя, въ истерик, столь дико и вульгарно, что въ возмездіе за ревнивое сквернословіе, оскорбленный въ лучшихъ чувствахъ своихъ, эстетъ былъ поставленъ въ печальную необходимость жену поколотить. Страдалецъ требуетъ сочувствія къ судьб своей — очевидно, по той же логик, какъ Митрофанушка жаллъ матушку, что она сильно устала, колотя батюшку. Лтописное спокойствіе, съ какимъ А. Зенгеръ удачно разсказалъ этотъ эпизодъ, несомннно, взятый съ натуры, еще подчеркиваетъ его вопіющую нелпость, отъ которой было бы смшно, когда бы не было грустно. Я долженъ сознаться pre domo sua: разбираться въ вопросахъ ревности съ психологической точки зрнія я и не мастеръ, и не охотникъ, ибо субъективно чувства этого никогда не могъ воспринять (когда молодъ былъ, даже стыдился этой ревнивой атрофіи!); объективно же разсуждая, всегда находилъ его очень сквернымъ, болзненнымъ проявленіемъ хищнаго инстинкта, требующаго, чтобы твое было мое, a мое — тоже мое. Что болзнь ревности можетъ развиться въ человк до степени всепожирающаго недуга, вчуж повимаю, но отъ того не длается она ни законною, ни благородною, ни красивою, ни заслуживающею симдатіи и уваженія. Жалть ревнивца можно, какъ всякаго душевнобольного, но уважать въ факт ревности даже и самого Отелло не за что. Медея мн, все-таки, понятне: ея преступленіе — конечно, тоже результатъ умопомраченія, душевной горячки, но простуда-то ревностью y нея боле извинительна, какъ, впрочемъ, и вообще y женщинъ…

— Ахъ, — остановитъ меня читатель, — надъ чмъ же вы только-что сейчасъ смялись? Сами теперь принимаетесь выгораживать лякъ отъ бякъ?

Нтъ, этимъ похвальнымъ упражненіемъ заняться я не собираюсь, a хочу лишь установить вотъ что. Въ статьяхъ своей книги «Женское нестроеніе» я пытался если не разршить, то объяснить нкоторыя частности женскаго вопроса и намтить возможный дальнйшій ихъ ходъ, отправляясь изъ экономическихъ законовъ спроса и предложенія. Я думаю, что подъ желзнымъ игомъ этихъ законовъ сложилось исторически и то рабовладльческое чувство, что называется ревностью и отъ многихъ почитается возвышеннымъ и благороднымъ.

— Посмотрите, какія благородныя очертанія y этого замка! — воскликнула одна моя тифлисская знакомая, показывая на грозныя срыя башни, высоко надъ шумной Курою.

Я взглянулъ; замокъ былъ — Метэхская тюрьма! Такъ вотъ и съ ревностью. Исторически наслоенныя очертанія ея, на первый взглядъ, какъ будто эффектны и благородны. Но подъ ними — грязная, средневковая тюрьма. И разница лишь въ томъ, кто управляетъ тюрьмою и для кого она: мужская она или женская, для бякъ или для лякъ.