Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860-1930

Цель изложения взглядов Коллонтай на новую мораль заключается не в том, чтобы проанализировать их или оценить в свете сексуальных теорий, которые существовали в ее время и существуют сейчас, хотя несомненно они того заслуживают[729]. Скорее, это было сделано для того, чтобы развенчать некоторые мифы и неверные толкования фактов биографии и убеждений Коллонтай, которые появились сразу же после революции, и в особенности миф о том, что Коллонтай ответственна за перегибы сексуальной революцией в России и что ее учение, долгое время существовавшее в Советском Союзе и на Западе, вело к нравственной деградации и полной потере человеческого достоинства. Верно и то, что ее работы, даже если они прочитаны внимательно, беспристрастно и целиком, переполнены двусмысленностями и скрытыми противоречиями. Каждый (а это означает практически всю дореволюционную интеллигенцию), кто проповедует честность, нежность и серьезность в сексуальном поведении, а также отстаивает свою абсолютную независимость от общественных суждений или контроля со стороны общества, неизбежно вступит в конфликт с реалиями жизни, особенно если это происходит в атмосфере революционной реконструкции общества. Такая ситуация вполне объяснима, когда революция вынуждена сталкиваться с прозаическими, а зачастую и грязными подробностями повседневной сексуальной и супружеской жизни. Но также верно и то, что Коллонтай в одиночку попыталась привить нравственное и обогащающее восприятие Эроса образцовому, но узкому этосу социалистов, вышедшему из русских традиций и марксизма, и также в одиночку старалась предсказать, хотя смутно и неуверенно, новые пути воплощения в сексуальных отношениях честности, эротической радости и личной независимости. Но как это часто бывает с проповедниками, ее идеи остались невостребованными, искаженными или непонятыми[730].

2. Жизнь без контроля

Какое влияние революция оказала на сексуальную жизнь? Революции требуют огромных временных и энергетических затрат и почти полную мобилизацию личности. Во время Гражданской войны секс либо отходил на второй план, либо им занимались время от времени в самой примитивной манере. Коллонтай и Ленин имели все основания сетовать на возникшую после военных действий распущенность в сексуальных отношениях. Существует общепринятое мнение, популяризованное в литературе, что «фронт уничтожил сексуальность». В этом была доля правды: 53 % опрошенных мужчин признавали, что «революция» ослабила их сексуальное влечение. Участница революционных событий много лет спустя вспоминала свой собственный опыт. «Как-то, — писала она, — мне довелось прочитать рассказ. Автор иронизировал по поводу комиссара, который отвергал любовь, считая, что она мешает целиком отдаться делу революции. Возможно, в то время мы хватили лишку в этом вопросе. Но теперь мне особенно ясно: мы победили в тех невероятно трудных условиях, еще и потому, что умели переступить через личные привязанности»[731].

Переход к нэпу изменил социопсихологический уклад жизни. Драматические дни закончились. Ленин рекомендовал своей партии заняться «прозаическими вещами» и «малыми делами». Многие члены партии так и не смогли отвыкнуть от бодрящего воздуха поля битвы и привыкнуть к душной атмосфере советского кабинета. Молодежь переживала тягостное состояние, названное социологом Вольфсоном «демобилизацией воли и нервов». Отягощенное разочарованием и цинизмом, оно напоминало то отчаяние, которое охватило русскую молодежь после революции 1905 г. Даже забытый «Санин» вновь стал появляться на московских книжных прилавках; а рост самоубийств в середине 20-х гг. добавил заметную деталь в живописную картину, раздражающие краски которой напоминали предвоенные дни декаданса[732]. Отныне к грубым и поспешным любовным связям времен Гражданской войны добавилась изрядная доля бессердечности.