Основные принципы освобождения женщин, пережив эти и другие кошмары советской истории, стали постоянным компонентом системы, и уже ничья личная прихоть и никакие административные кампании не могли серьезно изменить то, что стало такой же неотъемлемой частью советской жизни, как и отсутствие капитализма. Их основой является законодательно закрепленное равенство женщин и мужчин в сферах экономики и образования, идеологически подкрепляемое всеобщим убеждением, что женщина наравне с мужчиной способна к любым видам деятельности, доступным в наше время человечеству. Этим убеждениям соответствовала официальная теория, гласящая, что советские граждане обоих полов лучше, чем кто-либо в мире, подготовлены к выполнению тех задач, которые могут выдвинуть наука и техника в ближайшем будущем. Эта глубокая уверенность, особенно характерная для образованных женщин, уходит корнями в непоколебимый оптимизм радикальной интеллигенции XIX в. И если говорить о главном результате этапа женского освобождения, то следует признать, что этим результатом было преобразование в национальный миф представлений о том, что женщины способны на великие трудовые свершения и что они должны иметь возможность полностью без какого-либо препятствия со стороны мужчин реализовывать свои способности.
При рассмотрении вопроса об участии советских женщин в экономике, следует прежде всего обратить внимание на соотношение между уровнем их занятости и степенью распространенности защитного законодательства. Идеальным всегда считались полная и без каких-либо ограничений женская занятость и развернутая обязательная программа льгот и норм для работающих женщин. В 20-30-х годах эти две цели плохо согласовывались. Во времена нэпа высокий уровень женской безработицы держался как за счет якобы капиталистической системы экономики, так и благодаря противодействию мужчин, рассматривающих женщин как конкуренток в борьбе за рабочие места. Эта ситуация, усугубившаяся после принятия закона о разводе 1926 г., заставила многих разведенных безработных женщин оставить детей или стать проститутками, а иногда сделать и то и другое. И ни законы, запрещающие увольнение женщин, ни усилия по их проведению в жизнь со стороны женотделов, какими бы новаторскими и достойными восхищения они ни были, не дали большого результата.
Женщины, которым удавалось получить работу в период нэпа (менее трети всех занятых в 1928 г.), получали дополнительные преимущества за счет социального обеспечения и защитного законодательства, предоставленных им революцией. Первое трудовое законодательство 1918 г. ввело восьмичасовой рабочий день и должность женщин-инспекторов на фабриках, запретило ночные и сверхурочные работы, а также труд на производствах, вредных для женского здоровья. Но применение этого закона было нерегулярным даже после того, как исчезла возможность оправдывать это ссылками на чрезвычайное положение военных лет (1918–1920). Чиновники в Наркомате труда и профсоюзы были против «чрезмерной» защиты женщин, да и сами женщины-работницы перед лицом безработицы часто предпочитали иметь хотя бы какую-нибудь работу. Вершиной законодательных достижений в отношении женщин была программа по охране материнства, разработанная А. Коллонтай еще до революции и претворенная в закон вскоре после Женского конгресса 1918 г. Закон об охране материнства гарантировал полностью оплачиваемый декретный отпуск продолжительностью восемь недель, перерывы на кормление в течение рабочего дня, оборудованные места для отдыха на фабрике, бесплатное дородовое и послеродовое медицинское обслуживание и денежные выплаты. Его выполнение контролировалось Комиссией по охране материнства и детства (Матмлад), созданной при Комиссариате здравоохранения под руководством врача Веры Лебедевой, большевички и революционерки. Широкая сеть роддомов, консультаций, молочных кухонь, яслей и домов матери-и-ребенка, созданная Матмлад, была, наверное, единственным действительно популярным среди российских женщин нововведением советской власти[804]
.