Женское счастье (сборник)

Не знаю, абсурдно это или закономерно, но его фамилия была Князев. И, естественно, друзья еще в школе звали его Князь. Я рассмотрела в фамильных альбомах десятки фотографий, но так и не поняла, имел ли он кровные связи с забытым семейством князей Х. Родители его жили за границей, дедов и бабок не было в живых. На снимках я обнаружила лишь трогательных и важных советских колхозников, значительных и довольно неприятных советских партийных работников и самого князя в младенчестве. Что ж, в этой стране столько раз все перемешивалось, становилось с ног на голову и обратно, столько раз все забывалось и начиналось с нуля, что генетически все население этой страны могло принадлежать к кому угодно: хоть к Чингисхану, хоть к Карлу Великому… Неизменной в этом мире оставалась лишь моя любовь.

И эта любовь вновь была несчастливой. Теперь уже ни сословная разница, ни великое дело не могли оторвать от меня князя, и все же между нами лежала пропасть не менее глубокая. Князь был наркоманом. Обеспеченные родители лечили его, укладывали в клиники, возили к светилам медицины и бабкам. Но устали и предоставили его самому себе, уехав на заработки в Африку. Временами у него случались перерывы, он ненадолго начинал верить, что свобода от наркотиков возможна, но через месяц-другой вновь срывался. Почему? Да откуда мне знать. Я видела лишь, что в нем отсутствует некая реальная воля к жизни. Он как бы не чувствовал вкуса, цвета, запаха этой жизни, не испытывал всех ощущений, даруемых ею, и все эмоции и чувства получал лишь от наркотика. Сотни раз говорила я ему, что унизительно зависеть от капли химикалий в организме, что жизнь сама по себе дает радости яркие и насыщенные. Но он лишь, как бы являясь существом иной, высшей касты, презрительно и снисходительно улыбался в ответ…

Я отдавала борьбе с его недугом все силы и все время. Следила и подслушивала, скандалила и унижалась. В конце концов ему это надоело и он стал избегать меня. Он снова уходил, теперь уже не в ярость безнадежной борьбы, а в безразличие ко всему, кроме своего иллюзорного счастья… После того как в результате передозировки он чудом остался жив, я навестила его в больнице. Ему сделали переливание крови, и на какое-то время князь был свободен от своей привычки физически. Но по выражению оживленного лица, по тому, как он отводил глаза и нервно переплетал пальцы на руках, я понимала, что это ненадолго.

Выйдя из больничного скверика, я села в автобус и уехала на окраину города. Оттуда пешком ушла далеко полями и перелесками. Мне некого было бояться. Все вокруг принадлежало мне, так же как и я принадлежала ему, этому простору, цветению, щебету. Выйдя к речке, я остановилась. Солнце уже клонилось к закату, тяжелые шмели низко гудели над цветущей травой. Тропа под моими разутыми ногами была теплой, нагретой, словно материнская ладонь. Ах, как захотелось мне вернуться сюда, к своему древесному счастью! Я всей кожей почувствовала призыв этой простой судьбы — быть, ощущать, колебаться от ветра, цвести, осыпаться! Но любовь не пускала меня.

Я раскинула руки и позвала Великую. Как зовет плачущее дитя, как зовет умирающий в ночи, как зовет женское сердце ради спасения любимого. Все всколыхнулось вокруг, все затрепетало: трава, вода, воздух. И, не увидев ее, я почуяла: она слышит. И тогда я попросила ее. Попросила и получила ответ. Она согласилась помочь мне. Потом все замерло, словно перед грозой, смерклось. И я поняла, чем мне придется заплатить за свою просьбу. Цена была великой, но еще больше была моя радость. И все же, уходя, я тосковала. Оглядывалась вновь и вновь, как оглядывается на отчий дом изгнанник. Гладила кусты и траву и прощалась, прощалась.

Никогда больше не станем мы единым целым, никогда не вернуться мне к вам…

Все летние месяцы, упоительные, золотые, влажные, медовые, я любила князя. Будто Великая вошла в меня и окружила нежностью, силой, горячей волной желания. И все это проливалось на него, вдыхалось им, становилось его частью… Словно молодое дерево распрямлялось внутри его души и требовало: жить, жить… И он начал жить. Он почувствовал вкус еды, запах горячего песка и нежность молодой листвы под пальцами, услышал дыхание грозовых туч. А моя сила ушла. Я сделалась обычной тридцатилетней женщиной, красивой и чуточку странной. Князь тоже стал обычным тридцатилетним мужчиной, с желанием жить, построить дом и обеспечить семью. А семья у него довольно скоро появилась. Он женился на хорошенькой воспитательнице детского сада, что жила по соседству… Меня он, кажется, стал побаиваться. Что ж, я не печалюсь.

На моих руках возле груди лежит мой младенец, моя девочка. Она плачет, смеется и теребит мой сосок. У нее будут светлые глаза и приподнятая бровь. Мне предстоит прожить целую жизнь, от которой я больше не смогу спрятаться среди травы и деревьев. Я знаю, что в ней будут горести и радости. Счастье и беда. Я отдала свое наивное бессмертие, но мне не жаль его. У меня есть мои деревья, мои цветы и мой младенец. А впереди — долгая-долгая жизнь.

Недоверчивая