Женское счастье (сборник)

Но Анечка не была бы Анечкой, если бы не нашла достойный ответ этим проискам акулы капитализма. Однажды, задумчиво теребя золотистую прядь, девушка воскликнула: «Эврика!» Она вспомнила, что техасец как-то подозрительно бродил по их дачному участку и каблуком роскошного сапога рыл ямку. «Он подозревает, что у нас на даче есть нефть!» — приговорила претендента Аня.

И техасец убыл восвояси, так и не поняв, почему ему отказала эта красивая, но немного сумасшедшая девушка. А Пистолетов понял, что пора включать мозги, а не полагаться на силу чувств.

Два дня мозгового штурма явили миру блестящий план. И уже утром нового дня Пистолетов приступил к его исполнению. Он пришел к Анечке без всяких цветов, собранный и решительный, как на задание.

— У меня к тебе дело, — коротко сообщил он.

Через полчаса в пустом кафе, поглядывая на папку с какими-то документами, он сказал:

— Ты мне нужна. Для выполнения важного задания на территории чужого государства. Мне необходимо внедриться в среду особо опасных международных преступников. Для этого требуется помощница, красивая, знающая языки, владеющая компьютером и разбирающаяся в искусстве. Речь идет о торговцах картинами и предметами антиквариата. Но, чтобы выехать из страны, нам придется пожениться. Нас ждет немало опасностей и невзгод, и я должен быть уверен в своей напарнице. Поэтому мне нужна именно ты. Решайся!

Анечка слушала его завороженно, глаза сияли, прекрасные губы приоткрылись.

— Пистолетов! Ты единственный в моей жизни мужчина, который сказал мне правду. Остальные всегда делали вид, будто любят меня, и только ты не стал врать. Я согласна, Пистолетов! Используй меня для своего важного дела.

Они скрепили свой договор деловым, но очень горячим поцелуем. А уже через месяц стали мужем и женой.

Отгремела музыка веселой свадьбы, пролетел медовый месяц в Испании. Итальянский ангел лежал в объятиях Пистолетова, и он нежно касался чудной золотой пряди. Казалось, эти недели омыли счастьем душу недоверчивой его подруги, и она безмятежно и радостно принимала любовь славного сыщика.

Но вдруг легкая тень набежала на Анечкины небесные черты.

— Слушай, Пистолетов, кажется, ты что-то говорил мне до свадьбы… О том, что я тебе нужна… для чего-то важного. А для чего — я забыла. Так зачем я тебе нужна?…

Пистолетов посмотрел в потолок, покрепче прижал к себе Анечку и ответил:

— Конечно, нужна. Просто так нужна. Низачем. Нужна — и все.

Анечка удовлетворенно вздохнула, и тень беспокойства покинула ее лицо. А весь ночной мир любви пел вокруг: «Просто так, низачем, нипочему, просто нужна…»

Благодаря сопернице

Женщины кружились вокруг моего избранника, словно осы возле ложки, измазанной вареньем. Он их не отгонял. Напротив, благосклонно принимал дамское поклонение, выражавшееся в дурацком хихиканье, беспардонной лести и бытовой, якобы дружеской, помощи. Иногда мне хотелось взять в руки гигантскую мухобойку и быстро и точно всех их перехлопать по штуке в секунду. Но я понимала, что, выбирая такого красавца и супермена, не только наживаю себе комплексы и проблемы, но и приобретаю множество соперниц. Впрочем, Стасик даже не подозревал, что я его выбрала. Мне кажется, он и не замечал меня за этим частоколом стильных женских фигур. Их было так много и они стояли вокруг него так плотно, что мне просто некуда было втиснуться. Гостеприимный холостяцкий дом Стасика давал трещины, когда в него набивались все желающие полюбоваться хозяином. Я тоже присутствовала на этих посиделках и разглядывала своих конкуренток.

Царила на этих вечерах интеллектуалка. «Экзистенциализм», «ментальность» и «пассионарность» — эти слова так и слетали с ее ненакрашенных губ вместе с крошками торта. Иногда в порыве страсти к прекрасному Стасику она произносила зажигательные лекции, достойные увековечивания в виде докторской диссертации. Впрочем, весьма часто ее перебивала другая любительница поговорить — ярая феминистка.

Феминистка рассказывала душераздирающие истории из своей жизни о проклятых тиранах-мужчинах и смотрела на Стасика, как голодная тигрица на мирно пасущегося самца зебры. В упоении борьбы с агрессивным мужским началом она то и дело прижимала Стаса к своей обширной груди, и остальные дамы начинали недовольно гудеть, опасаясь за жизнь любимого человека.

К этим двум присоединялась и вечнозеленая от вдохновения и сигарет поэтесса. Она носила балахонистые платья в античном стиле, курила, отставляя в сторону мундштук, и читала басом стихи, посвященные нашему общему объекту поклонения. Стихи мне нравились, особенно те, где она заклинала объект: «Не бросай на меня свой волнительный взор, я могу загореться, как спичка…» На спичку она совсем не походила, но общее направление ее поэтической мысли меня устраивало. А те строчки, где поэтесса сообщала Стасику: «Я ухожу в туманные холмы, я покидаю вас, земных людишек!», просто вселяли в меня надежды. Правда, она так и не поднималась из плотно оккупированного ею кресла…