Женское время, или Война полов

На тридцать седьмой день пути поезд прошел седловину каких-то гор и остановился посреди выжженной песчаной степи. Солдаты открыли два вагона и велели выходить. Зара и другие дети спрыгнули на землю и заплясали от боли – даже им, привыкшим ходить босиком, эта чужая раскаленная земля пекла босые ноги.

Мать с Айной на руках, братья, тетя Фатима и другие родственники выгрузились из вагона, удивляясь, почему солдаты не открывают остальные вагоны. Наверно, сейчас откроют…

Но поезд вдруг тронулся и пошел, и солдаты запрыгнули на подножки, отталкивая испуганных и метнувшихся к вагонам людей:

– Вы тут остаетесь, тут!

– Корыто! Мое корыто! – Мать Зары уцепилась за подножку, солдат стал бить ее по рукам ногами, но она не выпускала подножки, бежала за вагоном и кричала «Отдайте корыто!» с таким остервенением, словно в этом корыте была вся ее жизнь. А за ней бежали все ее дети – все восемь, от самого старшего, 16-летнего Сеита, до Айны.

– Мама! Ма…

Солдат выругался грязными словами, отступил в вагон и вышвырнул оттуда корыто. Оно пролетело над головой матери, грохнулось о железнодорожную насыпь и свалилось вниз, под откос, на потрескавшуюся от жары землю.

Мать отпустила подножку и упала на шпалы, скатилась к корыту и обняла его руками. Рядом с ней повалились набежавшие дети. А над ними, в высоте, на железнодорожной насыпи грохотал колесами поезд. Он увозил еще дальше на восток их родственников из ближних и дальних сел, увозил прямо в слепящее солнце, обжигающее глаза и тело.

Когда последний вагон, раскачиваясь, как собачий хвост, прошел мимо, они встали с земли, огляделись. Позади были те, кто выжил: тетя Фатима и еще 46 женщин, детей и стариков. Вот и все, что осталось от татарского рода Бешметовых. Остальные сюда не доехали, трупами легли вдоль той длинной дороги.

А впереди были шлагбаум и будка путевого обходчика. Возле будки лежал грязный и тощий верблюд. Над его головой сидел бородатый старик в цветной тюбетейке и линялом ватном халате. Он раскачивался всем телом и что-то бормотал. Они подошли к нему и увидели, что это не старик, а мужчина лет сорока и что вместо одной ноги у него деревяшка. Он плакал и, мешая русские и узбекские слова, просил верблюда не умирать. На прибывших татар он не обращал никакого внимания.

Небольшое облако пыли возникло вдали, у подножия гор. Оно стало приближаться, и наконец Зара разглядела в этой пыли грузовик с деревянным кузовом. Грузовик подкатил к ним, остановился. В кабине за ветровым стеклом был портрет Сталина, а рядом с шофером сидел толстый русский мужчина в линялом армейском кителе без погон и с тюбетейкой на голове. У него был вид начальника. Он вышел из кабины и медленно прошелся вдоль толпы татар. Показал на двух шестнадцатилетних подростков:

– Ты и ты, в машину!

Парни послушно забрались в кузов, их матери завопили, но мужчина не обращал на это никакого внимания, перешел к следующим подросткам.

– Ты, ты и ты – тоже!

Когда очередь дошла до Сеита и Бекира, самых старших братьев Зары, мать закрыла их своей фигурой:

– Семью не дам делить! Хоть убей!

Начальник посмотрел ей в лицо. Плотно сжатые губы, резко выпирающие скулы. Узкие черные глаза смотрят на него жестко, как татарские клинки.

– Вольфрам будешь мыть?

Мать не знала, что такое «вольфрам», но голос ее не дрогнул:

– Буду.

– Ладно. Поедешь с ними.

Мать еще только нагибалась, чтобы взять на руки Айну и Зару, а половина татарской толпы уже сломалась, ринулась к грузовику. Это матери, сестры и братья парней, отобранных начальником, полезли в кузов.

– Мама! Быстрей! – кричали из кузова Сеит и Бекир. – Айну давай! Зару! Где Рахмет?

Рахмет, Фархат и Гюльнара втроем пытались поднять в кузов железное корыто.

Начальник посмотрел на этот гвалт и беспомощно почесал затылок тюбетейкой. Потом сел в кабину и сказал шоферу:

– Поехали!

Грузовик дернулся и покатил назад, в горы. Пыль из-под его колес скрыла тетю Фатиму, ее малых детей и всех остальных, кого не взяли мыть вольфрам и кто остался тогда возле железнодорожной колеи.

Зара никогда больше не видела их. Род Бешметовых еще раз сократился вполовину.