Жены и дочери

Через какое-то время миссис Гибсон смогла принять часто повторяемое приглашение приехать в Тауэрс и провести там пару дней. Леди Харриет сказала миссис Гибсон, что та окажет любезность леди Камнор, приехав и составив ей компанию в ее уединенном образе жизни, который последняя была вынуждена вести. И миссис Гибсон была польщена и испытывала неясное, неосознанное удовольствие от того, что в ней, в самом деле, нуждаются, и она не обманывается приятной фантазией. Леди Камнор выздоравливала так же, как и многие больные. Источник ее жизни снова начал бить ключом, а с его течением вернулись прежние желания, замыслы и планы, к которым за время худшего периода ее болезни она стала безразлична. Но все-таки физически она была еще не столь сильна, чтобы управлять своей энергичной душой, а из-за трудностей передвижения плохо сочетаемой пары тела и воли — одно слабое и вялое, другая — сильная и суровая — ее светлость сделалась очень раздражительной. Сама миссис Гибсон была не вполне здорова, чтобы быть "souffre-douleur"[1], и визит в Тауэрс оказался в целом не таким счастливым, каким она себе его представляла. Леди Куксхавен и леди Харриет, обе знавшие о состоянии здоровья и настроении своей матери, в разговоре друг с другом всего лишь слегка упомянули о необходимости следить за тем, чтобы не оставлять «Клэр» слишком долго с леди Камнор. Но несколько раз, когда то одна, то другая приходили, чтобы сменить караул, они заставали Клэр в слезах, а леди Камнор рассуждала на темы, о которых она размышляла в безмолвные часы своей болезни, и ради которых, ей казалось, она рождена: как привести мир в порядок. Миссис Гибсон всегда считала, что подобные замечания направлены в ее адрес из-за некоторых, сделанных ею ошибок, и в споре защищала свои промахи с правом собственности, к чему бы это ни привело. Во второй и последний день ее пребывания в Тауэрсе, вошла леди Харриет и застала свою мать рассуждающей повышенным тоном, а Клэр — покорной, несчастной и подавленной.

- Что случилось, дорогая мама? Вы не устали беседовать?

- Нет, вовсе нет! Я только говорила о глупости людей, которые одеваются выше своего положения. Я начала рассказывать Клэр о модах моей бабушки, когда у каждого класса был собственный фасон костюма, и слуги не подражали торговцам, а торговцы — ремесленникам, и так далее… И что же сделала глупая женщина? Начала оправдываться, словно я обвиняла ее или думала о ней. Какая чепуха! Право слово, Клэр, ваш муж сильно вас испортил, если вы не можете никого слушать, чтобы не подумать, что намекают на вас. Люди льстят себе, воображая, что другие только выискивают их ошибки, так же как и те, кто верит, что общество всегда пристально разглядывает их неповторимый шарм и добродетели.

- Мне сказали, леди Камнор, что цена на этот шелк снизилась. Я купила его в Ватерлоо Хаус после окончания сезона, — сказала миссис Гибсон, касаясь того самого прекрасного платья, что было надето на ней, возражая леди Камнор и натыкаясь на тот самый источник недовольства.

- Снова, Клэр! Сколько я должна говорить вам, что я не думала ни о вас, ни о ваших платьях, стоят ли они много или мало. Ваш муж обязан платить за них, и это его касается, тратите ли вы на ваши платья больше, чем должно.

- Платье стоило всего лишь пять гиней, — оправдывалась миссис Гибсон.

- И оно очень милое, — заметила леди Харриет, наклоняясь, чтобы рассмотреть его, и тем самым надеясь успокоить бедную обиженную женщину. Но леди Камнор продолжила:

- Нет! Вам следовало узнать меня лучше к этому времени. Когда я думаю о чем-то, я это высказываю. Я не хожу вокруг да около. Я пользуюсь простым языком. Я расскажу вам, где, вы, Клэр, по моему мнению, допустили ошибку, если хотите знать, — нравилось ей это или нет, сейчас шел откровенный разговор. — Вы испортили вашу девочку, она не знает свою собственную душу. Она повела себя отвратительно с мистером Престоном. И это все последствия ошибок в ее образовании. Вам за многое придется ответить.

- Мама, мама! — воскликнула леди Харриет, — мистер Престон не хотел говорить об этом.

И в то же самое мгновение миссис Гибсон воскликнула: «Синтия… мистер Престон!» — таким удивленным тоном, что если бы у леди Камнор было в привычке наблюдать за эффектом от своих слов, она бы обнаружила, что миссис Гибсон совершенно не знала об упомянутой истории.