Жены и дочери

- Ушел. О, какое облегчение. Кажется, что мне судьбой предначертано не расставаться с прежним поклонником до того, как появится новый, и все же я написала ему как могла решительно. Молли, что случилось? — Молли потеряла сознание. Синтия подлетела к колокольчику, вызвала Марию, наказала принести воду, нюхательные соли, вино и т. п. И как только Молли, задыхающаяся и несчастная, снова пришла в себя, Синтия написала маленькую записку мистеру Хендерсону, прося его вернуться в «Георг», откуда он приехал утром, и сообщив, что если он немедленно послушается ее, ему будет позволено снова прийти вечером, иначе она не увидится с ним до следующего дня. Записку она отправила с Марией, и этот несчастный человек полагал, что именно внезапное недомогание мисс Гибсон в первую очередь лишило его очаровательной компании. В эти долгие часы, проведенные в уединении, он утешился тем, что написал и рассказал друзьям о своем счастье, не забыв написать дяде и тете Кирпатрик, получившим его письмо с той же почтой, что и рассудительное послание миссис Гибсон, которое она осмотрительно подготовила, рассказав лишь то, что ей хотелось, не более.

- Он был очень ужасен? — спросила Синтия, сидя вместе с Молли в тишине гардеробной миссис Гибсон.

- О, Синтия, так больно было видеть его, он так страдал!

- Мне не нравятся люди с сильными чувствами, — заметила Синтия, надув губы. — Они не подходят мне. Почему он не мог позволить мне уйти без этой суеты? Я не достойна его заботы!

- У тебя есть счастливый дар заставлять людей любить тебя. Вспомни мистера Престона… он тоже не терял надежды.

- Сейчас мне не хочется, чтобы ты ставила Роджера и мистера Престона вместе в одном предложении. Один для меня слишком плох, тогда как другой слишком хорош. Сейчас я надеюсь, что тот мужчина в саду — золотая середина, как и я сама, поскольку не думаю, что я порочна, и не считаю, что я добродетельна.

- Он тебе действительно нравится настолько, что ты согласна выйти за него замуж? — настойчиво спросила Молли. — Подумай, Синтия. Не стоит продолжать отвергать своих поклонников. Ты причиняешь боль, хотя я уверена, что ты не желаешь этого… что ты не понимаешь.

- Возможно, не понимаю. Я не обижаюсь. Я никогда не выдаю себя за ту, кем не являюсь, и знаю, что я непостоянна. Я так и сказала мистеру Хендерсону… — она замолчала, краснея и улыбаясь при этом воспоминании.

- Сказала?! И что он ответил?

- Что я нравлюсь ему такой, какая я есть. Видишь, он честно предупрежден. Только он немного напуган, я полагаю… он хочет, чтобы я вышла за него очень скоро, почти немедленно. Но я не знаю, уступлю ли я… ты едва видела его, Молли… но он придет сюда вечером снова, запомни, я никогда не прощу тебя, если ты не посчитаешь его весьма очаровательным. Полагаю, я полюбила его, когда он сделал предложение несколько месяцев назад, но я старалась думать, что не люблю его. Только иногда я была так несчастна, я думала, что должна надеть железный обруч на свое сердце, чтобы оно не разорвалось, как Верный Йохан в немецкой сказке, помнишь, Молли? — Когда его хозяин обрел свою корону, богатство и возлюбленную после бесчисленных испытаний и унижений, и когда счастливая чета отъезжала от церкви, где их поженили, в экипаже, запряженным шестеркой лошадей, с Верным Йоханом на запятках, они услышали три последовательных щелчка, как оказалось это были железные обручи, сковывавшие сердце Верного Йохана все то время, пока страдал его хозяин, чтобы сердце не разорвалось[1].

Вечером приехал мистер Хендерсон. Молли было любопытно посмотреть на него, и увидев его, она не была уверена, нравится ли он ей или нет. Он был красив без самодовольства, держался с достоинством, без глупого чванства. Он легко вел беседу и не произносил глупостей. Он был прекрасно одет, и все же казалось, что не задумывался о своем платье. Он был добродушен и, кажется, по настоящему добр, не без некоторого веселого легкомыслия, которое свойственно его возрасту и профессии, и которое люди его возраста и профессии склонны принимать за остроумие. Но в глазах Молли ему чего-то недоставало — во всяком случае, при первом разговоре, в глубине сердца она посчитала его довольно обычным. Но конечно, ничего этого она не сказала Синтии, которая, насколько могла, была счастлива. Миссис Гибсон тоже пребывала на седьмом небе от счастья и мало разговаривала. Но то, что она говорила, выражало высокие чувства самым прекрасным языком. Мистер Гибсон не пробыл с ними долго, но пока он был там, он изучал ничего не подозревающего мистера Хендерсона темными проницательными глазами. Мистер Хендерсон вел себя так, как ему должно было вести себя со всеми: уважительно с мистером Гибсоном, почтительно с миссис Гибсон, дружелюбно с Молли и любяще с Синтией.

Следующий раз, застав Молли одну, мистер Гибсон начал разговор с вопроса:

- Ну, и как тебе нравится новый будущий родственник?

- Трудно сказать. Думаю, он очень хороший во всех отношениях, но… довольно скучный в целом.