Жены и дочери

– Вы в душе считаете меня немного высокомерной – верно? – спросила леди Харриет почти с добротой в голосе.

Молли молчала еще две-три минуты, потом подняла свои красивые, честные глаза к лицу леди Харриет и ответила:

– Да!.. Немного. Но я думаю, в вас много еще и всякого другого.

– Мы на время оставим «всякое другое». Разве вы не видите, милая, что я говорю по-своему, точно так же как вы говорите по-своему. Вот только различия между нами весьма поверхностные. А знаете, я уверена, что некоторые из ваших добрых холлингфордских дам говорят о бедняках в такой манере, которую те в свою очередь сочли бы высокомерной, если бы могли их услышать. Но мне следует быть более тактичной, помня, как у меня всякий раз закипает кровь от того, как разговаривает и как ведет себя одна из моих теток, мамина сестра, леди… Нет, я не стану называть имени. Всех, кто зарабатывает себе на жизнь, трудясь головой или руками, от богатого купца до работника, она называет «лицами». Она никогда, даже в самом небрежном разговоре, не снизойдет до того, чтобы назвать кого-либо из них общепринятым словом «джентльмен». А то, как она присваивает себе человеческие существа – «моя женщина», «мои люди»… Но в конце концов, это всего лишь манера речи. Мне не следовало употреблять эти слова при вас, но я почему-то отделяю вас от всех этих холлингфордских обывателей.

– Но почему? – настаивала Молли. – Я – одна из них.

– Да. Но – только не упрекайте меня снова в высокомерии – по большей части, когда приезжают в Тауэрс, они так ненатуральны в своей преувеличенной почтительности и в восхищении и так жеманятся, стараясь изобразить изящные манеры, что только выставляют себя на посмешище. Вы, по крайней мере, просты и безыскусны, и вот почему я мысленно отделяю вас от них и почему невольно говорила с вами так, как стала бы… (ну вот, опять высокомерие!) как стала бы говорить с равным себе – я хочу сказать, равным по положению в обществе, потому что не претендую на превосходство перед ближними в более существенных качествах. Однако вот и чай – как раз вовремя, чтобы я не впала в чрезмерное смирение.

Это было очень приятное чаепитие в бледных сентябрьских сумерках. Как раз когда оно закончилось, вновь появился мистер Престон:

– Леди Харриет, не позволите ли мне удовольствие показать вам, пока не стемнело, какие изменения я сделал в цветнике, соразмеряясь, как мог, с вашим вкусом?

– Благодарю вас, мистер Престон. Как-нибудь на днях я приеду вместе с папой, и мы посмотрим, достойны ли они одобрения.

Мистер Престон густо покраснел. Однако он сделал вид, что не заметил надменности леди Харриет, и, повернувшись к Молли, спросил:

– Не желаете ли, мисс Гибсон, взглянуть на сад? Вы, кроме как в церковь, по-моему, совсем не выходили из дома.

Молли не привлекала перспектива прогулки в обществе мистера Престона, но ей очень хотелось побыть хоть немного на свежем воздухе, она была бы рада осмотреть сад и с разных точек поглядеть на дом; к тому же, как ни неприятен был ей мистер Престон, ей стало жаль его за только что полученный им надменный отказ.

Пока она колебалась, постепенно склоняясь к согласию, заговорила леди Харриет:

– Мне необходимо общество мисс Гибсон. Если она пожелает осмотреть имение, я привезу ее как-нибудь на днях сама.

Когда мистер Престон вышел из комнаты, леди Харриет сказала:

– Я боюсь, из-за моей лени и эгоизма вам пришлось, помимо вашей воли, провести целый день взаперти. Но в любом случае вам не следует идти на прогулку с этим человеком. У меня к нему инстинктивная антипатия, и притом даже не совсем инстинктивная; в сущности, у нее есть основание, и я хочу, чтобы вы никогда не допускали никаких попыток сближения с его стороны. Он очень дельный управляющий, исправно исполняет свои обязанности перед папой, и я не собираюсь на него наговаривать, но запомните мои слова!

Потом подъехала карета, и после нескончаемых «последних» слов графа, который, казалось, откладывал все мыслимые указания до того момента, когда он, балансируя, наподобие неуклюжего Меркурия[34], встанет на подножку кареты, они отправились назад, в Тауэрс.

– Что вы предпочитаете – пообедать с нами (потом вас, конечно, довезут до дому) или ехать сразу домой? – спросила у Молли леди Харриет. Она и ее отец спали до той минуты, когда карета остановилась у ступеней высокой лестницы. – Говорите правду, сейчас и всегда. Правда, по крайней мере, обычно бывает забавна!

– Если можно, я бы предпочла сразу вернуться к обеим мисс Браунинг, – сказала Молли, помня, как дурной сон, свой единственный вечер, проведенный в Тауэрс.

Лорд Камнор остановился на ступеньках, чтобы помочь дочери выйти из кареты. Леди Харриет задержалась, чтобы поцеловать Молли в лоб и сказать:

– Я скоро приеду, привезу вам гору книг мисс Эджуорт и продолжу знакомство с Пэкси и Флэпси.

– Нет, пожалуйста, не надо, – сказала Молли, удерживая ее за руку. – Вы не должны приезжать, право, не должны.

– Но почему?