Не то чтобы лорду Камнору стоило больших трудов прийти к своим политическим убеждениям. Его семья получила от вигов собственность и титул во времена ганноверской династии,[92]
и поэтому по традиции он был вигом и в юности состоял членом клуба вигов, где проигрывал в карты значительные суммы денег. Все это было достаточно приятно и закономерно. И если бы лорд Холлингфорд не вернулся в графство ради интересов вигов — как поступил когда-то его отец, до того, как унаследовал титул — вполне возможно, что лорд Камнор посчитал бы, что британская конституция в опасности, и патриотизм его предков неблагодарно игнорируют. Но за исключением выборов он не имел намерения вынуждать вигов и тори произносить партийные лозунги. Он слишком долго жил в Лондоне и был слишком общительным по натуре, чтобы отказать всякому, кто подходил ему по характеру, в гостеприимстве. Напротив, он всегда был готов его предложить, будь тот приятный знакомый вигом, тори или радикалом. Но в графстве, где он был лордом-наместником,[93] давнее политическое различие оставалось по-прежнему предрассудком, в соответствии с которым проверяли, годятся ли кандидаты для избирательной компании. Если случайно кто-либо из вигов оказывался на обеде у тори и наоборот, то еда усваивалась с трудом, а вино и яства критиковали, вместо того чтобы ими наслаждаться. Брак между молодыми людьми из разных политических партий был делом небывалым, их союз был запрещен, как союз Ромео и Джульетты. И конечно, мистер Престон был не из тех, в чьем сердце не находилось места подобным предубеждениям. Напротив, они приводили его в волнение и выявляли весь его талант к интригам в интересах партии, сторонником которой он являлся. Более того, он считал, что доказывает преданность своему нанимателю, «рассеивая его врагов»[94] всеми возможными средствами. Он всегда ненавидел и презирал тори, а после того разговора на болотистом выгоне перед хижиной Сайласа, он возненавидел Хэмли и Роджера особенно сильно, самой лучшей и особенной ненавистью. «Этот щеголь», — как с тех пор он всегда называл Роджера, — «еще заплатит за это», — сказал он себе в виде утешения после того, как отец и сын ушли.— Что за деревенщина! — произнес он вслед удаляющейся фигуре. — Старик в два раза храбрее, — сквайр в этот момент натянул поводья. — Старая кляча смогла бы лучше найти дорогу, если бы ее не вели, мой дорогой. Но я вижу все твои уловки. Ты боишься, что твой старик отец повернет назад и снова придет в ярость. Вот уж положение! Нищий сквайр, который уволил своих рабочих накануне зимы, и на то, что они чахли и умирали с голода, ему было наплевать — это очень похоже на жестокого старого тори, — так под предлогом сочувствия к уволенным рабочим, мистер Престон с радостью потакал своей собственной личной обиде.
У мистера Престона было много причин для веселья: он смог забыть этот неприятный случай, как он предпочел его назвать, вспомнив, как увеличились доходы и возросла популярность на его новом месте жительства. Весь Холлингфорд оказал уважение новому управляющему графа. Мистер Шипшэнкс был ворчливым, неприветливым старым холостяком, он частенько захаживал в фойе гостиницы в базарные дни, не желая устраивать званые обеды для трех-четырех избранных друзей и знакомых, с которыми в свою очередь обедал время от времени, и с которыми поддерживал дружеское соперничество в вопросе вин. Он «не ценил женского общества», как элегантно озвучила мисс Браунинг его нежелание принимать приглашения от Холлингфордских дам. Он был достаточно неучтив и рассказывал об этих приглашениях своим вышеупомянутым близким друзьям, словно жаловался: «Эти старушки надоедают», — но дамы, конечно, об этом так и не узнали. Маленькие, с четвертинку листа, записки без конвертов — подобное приспособление было еще неизвестно в те дни — складывались и запечатывались в уголках вместо заклеивания, и курсировали между мистером Шипшэнксом и барышнями Браунинг, миссис Гудинаф и другими дамами. Вначале записка гласила: «Мисс Браунинг и ее сестра мисс Фиби Браунинг посылают свои наилучшие пожелания мистеру Шипшэнксу и извещают его, что несколько друзей любезно согласились оказать им честь своим присутствием на чаепитии в следующий четверг. Мисс Браунинг и мисс Фиби сочтут большой любезностью, если мистер Шипшэнкс присоединится к их небольшой компании».
А вот от миссис Гудинаф:
«Миссис Гудинаф выказывает свое почтение мистеру Шипшэнксу и надеется, что он в добром здравии. Она была бы очень рада, если бы он оказал ей любезность своим присутствием на чаепитии в понедельник. Моя дочь из Комбермера прислала мне пару цесарок, и миссис Гудинаф надеется, что мистер Шипшэнкс останется на ужин».