Жены и дочери

Молли отвернулась и молчала, было бесполезно бороться за правду, и она, бедняжка, постаралась не чувствовать ее — не чувствовать, что у нее на сердце тоже лежит огромная тяжесть, над причиной которой она старалась не задумываться. Всю зиму ей казалось, будто солнце укрыто серым туманом и больше не может ярко сиять для нее. Она просыпалась утром с безрадостным ощущением, что происходит что-то неправильное: мир перевернулся с ног на голову, и если бы она родилась для того, чтобы восстановить порядок, то она бы не знала, как это сделать. Она не могла не понимать, что ее отец недоволен выбранной женой. Долгое время Молли удивлялась его кажущемуся удовлетворению; порой она совершенно бескорыстно радовалась тому, что он доволен, но миссис Гибсон все чаще проявляла свои худшие черты, и Молли почти сердилась на слепоту отца. Что-то, тем не менее, изменило его: что-то, что произошло во время помолвки Синтии. Он стал нервно чувствительным к недостаткам жены, и стал холодно и саркастично относиться не только к ней, но порой и к Синтии — и даже, что случалось очень редко, — к самой Молли. Он был не из тех, кто подвержен вспышкам страстей и эмоций — они бы ослабили его и даже унизили в собственных глазах; но он стал суровым, а порой жестоким в словах и поступках. Молли теперь ждала гроз, после того, как спала пелена, в которой ее отец прожил первый год брака, и все же нарушений домашнего спокойствия не произошло. Можно было придти к выводу, что мистер Гибсон «принял неизбежное», он сказал бы о себе более обыденным языком, «что не стоит плакать над пролитым молоком», и, из принципа, избегал всех разногласий с женой, предпочитая обрывать спор саркастичным замечанием или выходя из комнаты. Более того, у миссис Гибсон был очень терпимый характер, и ее кошачья натура мурлыкала и наслаждалась миром и приятным спокойствием. Ей было нелегко понять саркастичные замечания мужа, и это беспокоило ее. Но поскольку она не слишком быстро разгадывала значение его слов, ей было неприятно думать об этом, поэтому она забывала о них как можно скорее. И, тем не менее, миссис Гибсон часто видела, что находится в немилости у мужа, и это тревожило ее. В этом она походила на Синтию: ей нравилось нравиться, и ей хотелось снова обрести уважение, которое она, не понимая этого, утратила навсегда. Иногда Молли в тайне становилась на сторону мачехи; она чувствовала, что сама не смогла бы выносить жестокие слова отца так терпеливо, они бы глубоко ранили ее, и она должна была бы либо требовать объяснения и глубоко бередить рану, либо оставаться отчаявшейся и несчастной. Вместо этого миссис Гибсон покидала комнату, и говорила позже скорее со смущением, чем с обидой.

— Думаю, сегодня дорогой отец немного расстроен. Мы должны проследить, чтобы на ужин у него было все, что он любит, когда вернется домой. Я поняла, что все зависит от того, насколько уютно себя чувствует мужчина в собственном доме.

И так она продолжала выискивать способы, как вернуть себе его расположение — и в самом деле старалась, согласно собственным принципам, вынуждая Молли часто жалеть ее против воли, хотя она видела, что мачеха является причиной повышенной строгости отца. Поскольку он впал в тот тип чрезмерной восприимчивости к проступкам жены, которая может проявляться в виде физического раздражения, вызываемого постоянным повторением какого-нибудь особенного шума: те, которые оказывались в пределах его слышимости, склонны быть всегда начеку и ожидать повторения, если однажды они заметили его, то находятся в раздраженном нервном состоянии.