Жены русских царей

В персидском походе то же внимание: беспрестанно обгоняя её на обратном пути в Россию, государь то шлёт «новины — звено лососи», то просит свою государыню императрицу «не подосадовать», что замешкал присылкой ей конвоя; окружает её заботами о спокойном совершении путешествия, указывает, какою ехать дорогою, и всё это с вниманием и нежностью; повелительного тона не слышно уже ни в одной строчке: напротив, Пётр просит жену «не досадовать», «не гневаться» на него!

Любовь, дошедшая до последней степени, закрепляется со стороны государя весьма важными действиями: так, в начале 1722 года обнародован им устав о наследии престола. В этом любопытном документе вспоминал Пётр об авесаломской злости царевича Алексея, строго порицал «старый недобрый обычай» — большему сыну наследство давать; удивлялся, из-за чего этот обычай людьми был так затверждён, между тем как по рассуждению «умных родителей» делались ему частые отмены, что де видно и из священной, и из светской истории. Государь приводил примеры, утверждал, что в таком же рассуждении в 1711 году было им приказано, чтоб партикулярные лица отдавали бы недвижимые имения одному своему сыну — достойнейшему, хотя бы и меньшому; а сделано это было для того, чтоб «партикулярные дома не приходили от недостойных наследников в разорение». «Кольми же паче, — гласил составитель устава, — должны мы иметь попечение о целости всего нашего государства!» Это попечение выразилось в уставе: от воли де государя зависит определение наследства; кому он захочет, тому и завещает престол. «Дети и потомки» таким образом, по мнению преобразователя, «не впадут в злость авесаломскую», «они будут иметь на себе эту узду — устав».

Вся Россия должна была учинить присягу, что не отступится от воли монарха; она признает наследником того, кого он похочет ей дать, кого он ей завещает. Устав был не что иное, как переходная мера к объявлению «Катерины» преемницей державы: её малютки «шишечки» «Петрушеньки» не было уже на свете.

В церквах у присяг стояли капитаны и разные чины воинские, по городам разосланы были солдаты. За «благополучным и изрядным принесением присяг» наблюдал ревностнейший из птенцов Петра, Павел Иванович Ягужинский.

Россия присягнула.

Но ни солдаты и капитаны, ни страх истязаний и каторги не зажали рты многим из тех, которые не считали вслед за Петром старых обычаев недобрыми и вредными.

«Наш император живёт... неподобно.., — говорил народ. — Мы присягали о наследствии престола всероссийского, а именно им не объявлено, кого учинить (наследником); а прежние цари всегда прямо наследниками чинили и всенародно публиковали; а то кому присягаем — не знаем! Такая присяга по тех мест, пока император сам жив, и присягаем-то мы ему лукавым сердцем».

Нарушение старинного обычая, исполнение которого всегда служило к спокойствию страны и хоть в выборе наследника устраняло произвол государя, вызвало в народе резкие суждения; оно усилило общий ропот и недовольство.

Народ и солдатство видели, что государь решительно хочет упрочить за своей супругой место на российском престоле, и в полках слышались такого рода укоризны: «Государь царицу нынешнюю взял не из большого шляхетства, а прежнюю царицу Бог знает куда девал!»

В эти-то годы, когда царице не из высокого шляхетства расточались государем знаки самой пылкой страсти, когда ради неё он нарушал стариннейшие обычаи, которых не дерзнул даже нарушить его прототип Иван Васильевич Грозный, — в эти годы «Катерина не из шляхетства», как мы видели, дала полную мочь и силу красавцу камер-юнкеру. Виллим Иванович не встречал уже себе ни в чём отказу. И не мудрено...

Здоровье державного супруга Екатерины Алексеевны было плохо. Как видно из его же цидулок за пять, за шесть лет до своей смерти, Пётр редко расставался с лекарствами. Блюментросту, Арескинуи и другим придворным медикам была довольно трудная работа с больным, так как пациент никак не мог выдерживать строгой диеты. Больным возвращался государь и из персидского похода; птенцы в заботах о его здоровье выслали навстречу барона Бера.

«Барон обнадёживает весьма, — писал Ягужинский, — что его лекарство действительно будет, которое он не токмо на собственную похвалу полагает, но предаёт сверх того на экзаменацию медиков. Дай Всевышний Боже, чтоб оный его арканум к содержанию многолетно вашего величества здравия служил».

А подле больного Петра — ещё блестящее, ещё эффектнее наружность полной, высокой, вполне ещё цветущей Катерины Алексеевны.

Благодаря современным живописным портретам с 1716 по 1724 годы она как живая подымается в нашем воображении.