Жернова. 1918–1953. Большая чистка

— А теперь главный вопрос: о переносе чистки в республики, края и области. Основную работу мы сделали: освободили нашу партию от почти всех руководителей оппозиции. Осталась группа Бухарина и еже с ним. Их последователи на местах в панике. Им ничего не остается, как доказывать свою преданность советской власти, подставляя под репрессии честных коммунистов, честных работников науки, промышленности и сельского хозяйства. Отсюда следует: для начала мы должны избавиться от тех представителей репрессивного аппарата, которые не столько борются с врагами и нечистыми на руку руководителями, сколько вредят партии и соввласти. При этом значительная часть репрессивного аппарата является ставленниками Троцкого и Ягоды. И выполняют их указания, направленные на дестабилизацию политической атмосферы внутри страны. Товарищ Вышинский нам доложит о принципах подготовки наших органов к заключительному этапу Большой чистки. Товарищ Ежов дополнит его доклад. Прошу. И как можно короче.

Андрей Януарьевич поднялся, одернул свой китель, заговорил голосом профессора, каким привык говорить перед студенческой аудиторией Московского государственного университета:

— Да, мы освободились от части врагов соввласти, врагов нашей партии и советского народа, на которых ориентировались рядовые члены всяких террористических центров. Но далеко не от всех. Приступая к заключительной части Большой чистки, надо взять за правило, что — по моему глубокому убеждению, — не имеет значения, состоит ли человек, на которого пало подозрение, в той или иной террористической организации, является ли он агентом той или иной иностранной разведки, или это человек из тех типов, которые всего-навсего пробрались на руководящую должность, чтобы обворовывать свой народ, опираясь на своих родственников и приятелей, привлеченных ими к воровству. Вред, приносимый такими людьми социалистическому строительству, зачастую оказывается неизмеримо большим, чем вред от иных террористов и диверсантов. Как показала судебная практика, обвинение таких типов исключительно по уголовному кодексу недостаточно для оценки их преступной деятельности. Для справедливого приговора необходимо соотносить их так называемую деятельность с терроризмом, вредительством и шпионажем. А их родственников, пользующихся благами, которые им предоставляются в результате преступлений, наверняка осведомленных, откуда эти блага берутся, необходимо судить как соучастников преступления. Независимо от того, какие должности они занимают. При этом учитывать следующий непреложный факт: будь то заговорщик, состоящий в тайной антисоветской организации, или директор какого-то завода или фабрики, использующий свою должность для самообогащения, будь то областной или районный чиновник-коррупционер — все они воспринимаются советским народом как нечто общее, неотделимое одно от другого. В народе говорят: хрен редьки не слаще, — закончил Вышинский и посмотрел на Сталина, ожидая его оценки.

— Хорошо, товарищ Вышинский, — произнес Сталин, раскурив погасшую трубку. — Теперь послушаем товарища Ежова.

Ежов был краток. Его карьера не приучила его к длинным речам, а более всего — к речам, где каждое слово уместно, каждая фраза бьет в одну цель.

— Как Генеральный комиссар и нарком внутренних дел, я с самого начала следую указаниям товарища Сталина на бескомпромиссную борьбу с нарушителями советских законов. Это у Чехова можно было простить мужика, который отвинчивал гайки крепления рельсов к шпалам по своему невежеству. Мы живем совсем в другую эпоху. За то же самое преступление мы должны отвинчивать голову. Так я считаю. А имел или не имел отвинчиватель сообщников, с какой целью отвинчивал он гайки, значения не имеет. В массе своей все они преступники, все они — вольно или невольно — работают на международных империалистов. Даже те, кто так и не дошел до железной дороги, но шел в ее сторону и гаечным ключом. И чем безжалостнее наказание, тем больше шансов, что со временем гайки отвинчивать перестанут, — заключил Ежов и тоже посмотрел на Сталина с ожиданием.

— Что ж, — заговорил Сталин с усмешкой, спрятанной под усами, — и товарищ Ежов и товарищ Вышинский действительно выражают одну и ту же идею, хотя и разными словами. Остается эту идею воплотить в жизнь как можно быстрее и как можно эффективнее.

* * *

Михаил Шолохов покинул Кремль через Боровицкие ворота.

Выйдя на Манежную площадь, он оглянулся.