Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Самолеты, отбомбившись, повернули в сторону сопки Заозерной, а выше их запоздало завязался бой японских истребителей с нашими истребителями прикрытия. Маленькие юркие точки перемешались между собой, сбились в огромный клубок, и клубок этот покатился на запад. Иногда из этого клубка вываливался дымный хвост и тянулся до самой земли, но кто горел заживо в этом хвосте — наш или японец? — разобрать было нельзя даже в бинокль.

Едва самолеты ушли, по японским позициям стала бить наша артиллерия. Разрывы поднимались то в одном месте, то в другом, но это было совсем не то, что минуту назад во время бомбежки; казалось, что снаряды не могут нанести японцам никакого вреда.

«Вот сейчас бы, — подумал Матов, — и подниматься в атаку, пока противник прячется в норах, оглушенный и подавленный, подойти на расстояние броска гранаты, артподготовка заканчивается, команда — и вот они окопы врага, в ход идут гранаты, штыки, приклады…»

Но сигнала к атаке все нет и нет.

Проходит несколько минут, смолкают наши орудия, дым от разрывов сносит ветром в низину, а со стороны солнца вновь накатывает тяжелый, придавливающий к земле гул летящих самолетов.

Так повторяется трижды: бомбежка — артналет, бомбежка… Матов даже почувствовал усталость от этого однообразия и неопределенности. Неужели нельзя было доверить командирам рот и батальонов хотя бы в общих чертах план предстоящего наступления? Он не был уверен, знает ли в подробностях о планах командования и комполка майор Лиховидов. Что уж тут говорить о рядовых красноармейцах!

Но вот ушли самолеты, отбухали орудия, и над нашими окопами взлетели гирлянды ракет: атака! Несколько долгих секунд висит тишина: ни выстрела, ни крика. Затем запели свистки командиров рот, зазвучали команды, из окопов повалили красноармейцы и молча двинулись к подножию сопки. На этот раз в атаку пошел второй и третий батальоны; первый, обескровленный в первых атаках, оставался в резерве.

Матов, покусывая нижнюю губу, следил за движением рот своего батальона сквозь узкую щель амбразуры командного пункта. Он был бессилен что-то изменить в этом движении, особенно среди бурелома, в который превратили бомбы еще недавно густой и зеленый лес, покрывающий подножье сопки.

Молчали на ее скатах и обнаженные бомбежкой почти по всей линии японские окопы, развороченные огневые точки. Там не было заметно ни малейших признаков жизни. Да и что можно увидеть, глядя снизу вверх? Однако через несколько минут то там, то сям стали появляться перебегающие фигурки японских солдат и тут же исчезать за невидимыми укрытиями.

Позвонил майор Лиховидов:

— Медленно, медленно продвигаются! — кричал он в трубку. — Ждете, когда япошки очухаются?

— Прикажете возглавить атаку? — спросил Матов, не отрывая взгляда от амбразуры.

— Прикажу, когда потребуется! — нервно вскрикнул Лиховидов и бросил трубку. Видать, и на него давят.

Телефонист продублировал:

— Конец связи.

Роты обоих батальонов наконец преодолели бурелом и стали подниматься вверх по скату высоты неровными цепями. Затем послышался густой треск пулеметов, ружейная пальба, среди атакующих цепей стали рваться мины, было видно, как падают люди, — у Матова похолодело в груди.

«Ну, быстрее, миленькие! Быстрее!» — молил он своих бойцов, которые, казалось издалека, движутся слишком медленно и неуверенно.

Увы, батальоны залегли перед колючей проволокой. Несмотря на бомбежку и артобстрел, многие огневые точки противника оказались целыми. Наша артиллерия не могла поддержать пехоту огнем из боязни накрыть своих. На прямую наводку поставить орудия тоже нельзя: мешает бурелом. Слева от сопки топкий берег реки Тумыньдзян, справа болотистая низина, осока, камыш, заросли кустарника. Несколько танков с искусственных островков ведут огонь по вершине сопки, но что могут сделать сорокапятимиллиметровые снаряды! Лучше бы, конечно, отойти к бурелому, дать возможность артиллерии накрыть ожившие огневые точки, но пойдет ли на это Лиховидов?

Телефонист протянул Матову трубку:

— Командир полка, товарищ капитан.

— Отводи батальон к бурелому! — словно подслушав мысли Матова, приказал майор Лиховидов. — Пусть поработает артиллерия. Через час атаку повторить!

— Есть отводить! — обрадовался Матов и тут же телефонисту: — Давай связь с ротами!

Телефонист отчаянно крутил ручку аппарата, но ему никто не отвечал. По линии потрусили связисты. Матов сам дал две зеленые и одну красную ракету: условный сигнал к отводу рот к бурелому. В бинокль было видно, как ползут и перебегают вниз маленькие фигурки красноармейцев, как волокут раненых. Но многие, увы, не сдвинулись с места. Самому бы туда…

Заухали пушки, заметались по скату разрывы снарядов и мин. Зеленые и красные ракеты, пускаемые атакующими, указывали огневые точки. В местах падения ракет особенно густо сновали разрывы снарядов.

Наконец наладили связь.

— Ну что там у вас? — спросил Матов командира первой роты старшего лейтенанта Криницу, стараясь не выдавать своего волнения.

— Жарит из пулеметов, сволочь, головы поднять не дает. Ротный-два ранен, половина командиров взводов вышли из строя…