Жернова. 1918–1953. Держава

Иногда начальство устраивало проверки этих секретных квартир, или шмон — на языке уголовников. Однако о предстоящем шмоне всегда каким-то образом узнавали все, кто мог от него пострадать, потому что практически все сотрудники следственного аппарата и некоторых других спецотделов имели такие квартиры, секретных агентов и соответствующий контингент женщин для снятия нервного напряжения и усталости. Это о мужчинах. Что касается женщин, работающих в аппарате, то таковых имелось не так уж много, чаще всего они выполняли бумажную работу, а действительные сотрудники в основном были связаны с миром искусства, где все следили за всеми и выявляли свои симпатии и антипатии путем сплетен или соответствующих статей и рецензий в соответствующих газетах и журналах. Оставалось снимать накипь и выуживать в ней рыбешку. Для этого спецквартиры не требовались. А где и как они снимали свое женское напряжение, Дудника не интересовало, и сами эти служилые женщины — тоже. От них лучше держаться подальше: спокойнее спать будешь.

С творческой интеллигенцией Дудник дела практически не имел: для работы с этим контингентом он не обладал ни образованием, ни подготовкой. Конечно, в его работе приходилось сталкиваться со всяким народцем, в том числе и с писателями, артистами и художниками, но в «дела» Дудника они попадали случайно, в качестве друзей или родственников основных фигурантов, и мнение о них у Дудника сложилось самое отвратительное: скользкие и, в то же время, готовые наговорить что угодно и на кого угодно. Ну их к аллаху! Пусть с ними возятся те, кому это нравится и кто к этому приспособлен.

Артемий мог бы и Цветану пригласить на одну из таких квартир, иногда такой вариант приходил ему в голову, но он слишком хорошо понимал, что тогда бы и он сам, и его отношение к Цветане, и она сама много бы потеряли в его собственных глазах, тогда бы все свелось только к кожаному дивану. Ему же казалось невыносимым ставить Цветану в один ряд с теми женщинами, которые «стучали» ему на своих сослуживцев, знакомых и даже родственников и утешались с ним торопливой «любовью» под скрип продавленных пружин.

Дождь, непрерывно поливавший землю с самого утра, к вечеру прекратился. Однако низкие серые облака плотно застилали осеннее небо, то ли истощившись над западными просторами, то ли берегущие себя для восточных. Дул сильный сырой ветер, раскачивая темные липы и березы, срывая с их ветвей еще зеленую листву, устилая ею мостовые, облепляя прохожих и окна дребезжащих трамваев.

В кинотеатре вторую неделю шел фильм «Суворов». Артемий посмотрел этот фильм у себя в управлении. Некоторые ворчали: вот, мол, царский генерал, который участвовал в подавлении восстания Пугачева, затем подавлял варшавское восстание, сегодня герой и эталон для подражания. Однако ворчали с оглядкой, а вскоре ворчуны куда-то исчезли. Одного такого, — Дудник знал точно, — понизили в звании и отправили в провинцию. Ему, можно сказать, повезло. Двумя годами раньше оказался бы на скамье подсудимых перед лицом «тройки» и загремел бы по первому или второму разряду.

Действительно, времена поменялись. Опять же — войной не только попахивает, но прямо-таки разит от западных границ. И все понимали, что в предстоящей драке Суворов будет на стороне Красной армии. Понимать-то понимали, да принимали далеко не все.

Цветана, как всегда, уже была на месте. Артемий заметил ее стоящей у афишной тумбы все в том же плаще и ботинках. Ветер трепал подол ее плаща, Цветана ежилась и придерживала рукой воротник под подбородком. У Артемия сжалось сердце. Он быстро подошел к девушке, взял ее за рукав, коротко бросил:

— Идемте!

Цветана безропотно последовала за ним в фойе кинотеатра. У касс длинная очередь. Дудник прошел к знакомой двери администратора, постучал. Никто не откликнулся. Он постучал сильнее. Дверь приоткрылась, знакомое одутловатое лицо глянуло в узкую щель, расплылось в подобострастной улыбке, узнав Дудника: администратор Леонид Лепшевский был человеком Дудника и «стучал» ему на весь республиканский кинопрокат, в котором интеллигентов практически не было.

— Два, — произнес Артемий тем же тоном, что и Цветане. Через минуту два билета в десятый ряд были в руках Дудника.

Молча, не спрашивая Цветану, хочет она того или нет, Артемий повел ее сперва в буфет, где взял ситро и пирожные, затем на предсеансовое представление артистов эстрады. За все время оба не произнесли ни слова.

Лишь после сеанса, провожая Цветану домой, Артемий наконец заговорил: