Жернова. 1918–1953. Держава

— П-понятия н-не имею, — вдруг начал заикаться Капустанников и вытер о штаны свои вспотевшие ладони. — Но я, как писатель, могу предположить… то есть могу в своем воображении…

— При чем тут ваше воображение! У нас, у чекистов, имеется на этот счет богатый опыт. Вот представьте себе: существует некая группа германских или японских шпионов и предателей родины, скрытых троцкистов или бухаринцев, которая находится на крючке у наших чекистов. Этой группе дают пока свободно, но под наблюдением, вести свою подрывную деятельность, выявляют ее связи с резидентами иностранных разведок, с троцкистскими организациями внутри страны и за рубежом, чтобы прихлопнуть всех разом. И вот кто-то из этой группы замечает, что за ними следят… Заметить это, уверяю вас, весьма сложно: все-таки чекисты не дети, чтобы их вот так вот ни с того ни с сего расшифровали… Но допустим, что так случилось. Или наоборот: ничего не заметил, но понял, что деятельность группы рано или поздно будет обнаружена. И что в таком случае делает этот человек?

— Откуда же мне знать, товарищ майор! Я никогда ни в каких группах подобного толка не состоял и не участвовал! — возмутился Капустанников, до которого стало доходить, что зря он полез в это дело.

— Вот именно, что вам неоткуда знать! — радостно подхватил майор Трюков. — Но мы-то знаем! Мы с таким сталкивались тысячи раз! И версия такая имеет право на существование.

— То есть, вы хотите сказать, что…

— Вот именно! Вот именно! Наверху так и скажут: надо проверить, не является ли этот Капустанников соучастником этой группы, решивший первым сбежать, так сказать, с тонущего корабля? И начнется катавасия. Уж я-то, поверьте мне, знаю, что это такое: перекрестные допросы, очные ставки, бессонница, могут и физические меры воздействия применить в пределах допустимого, и посадить в Бутырку, а там уголовники, то есть народ, живущий по законам преступного мира… А теперь скажите: нужно вам это?

Капустанников потер взмокший лоб и растерянно посмотрел на свои руки, точно они одни были виноваты в том, что с ним случилось и могло еще случиться. Он вспомнил Алексея Петровича Задонова, и ему в голову пришла спасительная мысль, что если он скажет, что перед своим приходом в особый отдел он советовался с известным писателем Алексеем Задоновым, который встречался лично с товарищем Сталиным и тому подобное, то этот майор… И он уж было раскрыл рот, чтобы выразить пришедшую мысль в решительных выражениях, но не успел: майор Трюков опередил его:

— Я думаю, Степан Георгиевич, — задушевно заговорил майор, присаживаясь рядом и кладя на плечо Капустанникову свою тяжелую руку. — Я думаю, что лучше будет, если мы повернем дело так, будто бы я попросил вас присмотреть за этой подозрительной группой товарищей, послушать, о чем они говорят, и вы согласились… согласились как комсомолец и будущий коммунист, а в результате… Тогда сразу же отпадают всякие сомнения, вы избегните ненужных проверок, допросов и прочих весьма неприятных вещей. Сообразите, ведь вы умнейший же человек, что это исключительно в ваших же интересах.

— Да-да-да, — пробормотал сбитый с толку Капустанников, все еще не расставшийся с идеей привлечь к делу Алексея Задонова. Но в свете сказанного майором он не знал теперь, как подвернуть сюда знаменитого писателя, и не окажется ли так, что Задонов его же, Капустанникова… а у него связи, вес, он лично знаком с товарищем Сталиным…

— Вот и чудесненько, — одобрительно похлопал его по плечу майор Трюков, вынимая из-под руки писателя наполовину исписанный листок. — Мы этот листок ликвидируем, а вы дальше пишите так: такого-то числа в такое-то время ко мне подошел майор Трюков Д.Н. и предложил мне понаблюдать за известной мне группой людей и по возможности установить темы их, так сказать, секретных разговоров. В результате чего… А дальше все так, как оно и было на самом деле. Согласны?

— Да, конечно, разумеется… Но ведь это же неправда! — прошептал Капустанников и посмотрел на майора своими прозрачными глазами.

— Почему же вдруг неправда? — пожал плечами майор Тюков. — Разве не есть правда в том, что мы с вами, коммунист и комсомолец, делаем одно и то же дело? Ведь я вам объяснил: исключительно в ваших же интересах. Вы — писатель, у вас время на вес золота, вы, я уверен, напишете что-нибудь вроде «Как закалялась сталь» Островского, а вас будут отвлекать. Не все и в органах, должен вам откровенно признаться, такие же чуткие люди, как я: люди есть люди. Согласитесь, что другого выхода у нас с вами просто нет и не может быть.

— Да-да, я понимаю.

— И не думайте, что только вы один разглядели в некоторых представителях, так сказать, определенного… э-э… толка некую гнилость и даже, я бы сказал, оппозицию. Мы тоже не лыком шиты, Вы вот услыхали случайно разговор, а ведь многого, скорее всего, не знаете, не замечаете, хотя это многое творится на ваших глазах, — и Тюков многозначительно посмотрел на Капустанникова.

— Я не понимаю, о чем вы, — беспомощно глянул на него Капустанников.