Теперь, когда все позади, Жуков знает, что все делал правильно. Хотя и рисковал. Но без риска на войне нельзя. Весь опыт его участия в боях с немцами в Первой мировой, а затем с белыми в гражданскою, подтверждал: кто — будь ты солдатом или генералом — прислушивается ко всем, тот ничего не решает. А теперь он может добавить к прошлому опыту нынешний: тот, ко всему прочему, не оставляет даже следа своего в истории, как та песчинка, ворвавшаяся в земную атмосферу из холодной бездны Космоса. И не то чтобы он, Жуков, собирался оставить след, а потому что добросовестно делал свое дело, шагая по ступенькам военной лестницы, не пропуская ни одной из них. И потому еще, что любил это дело, что другого не знал. Могло, конечно, сложиться иначе. Скажем, стал бы скорняком, к чему и готовился с детства, или пристал бы в семнадцатом к белым и мыкал бы теперь свою судьбину где-нибудь на чужбине. Но все сложилось так, как сложилось. Можно сказать: повезло.
Одно только угнетало новоиспеченного Героя Советского Союза Жукова — неясность собственного положения. Бои давно закончились, япошки притихли, разведка не отмечает никакого движения на сопредельной стороне, договор о перемирии подписан, японцы трупы своих солдат и офицеров собрали и увезли. Много было трупов, очень много. Так что под конец они иные захоронения стали пропускать: выкопают десяток, а сотню оставят. Да и то сказать: легло их в окрестностях реки тысяч сорок или пятьдесят. Не считая раненых и пленных. Самим тошно стало. А он, Жуков, все еще торчит здесь, на границе с Маньчжурией, обучает войска на примере минувших боев. Иногда ездит в столицу Монголии Улан-Батор, где еще осенью обосновалась его семья. Но не дальше… Похоже, о нем забыли. Или полагают, что японцы могут попробовать еще раз? Сверху виднее. Что ж, можно и подождать.
Умывшись и позавтракав, Жуков велел оседлать коня и, взяв с собой ординарца и несколько человек из охраны штаба, поехал проверять вверенные ему войска. День у командующего расписан по минутам, везде надо успеть.
Монгольская низкорослая лошадка бежит ровно, налей стакан чаю — не расплескает. Жуков в седле — точно влитый. Спина прямая, грудь вперед, плечи разведены, руки уверенно держат поводья. Можно было бы, конечно, и на машине, но ему, старому кавалеристу, куда приятнее проехаться верхом — когда-то еще доведется…
Миновав первые посты, он застегнул ремешок фуражки под подбородком, пустил лошадь в намет. Засвистел в ушах ветер, мимо замелькала цветная лента разнотравья, распахнулась до самого горизонта голубая высь. Так бы лететь и лететь. Может, вот это же желание гнало и гнало орды кочевников все вперед и вперед — до самого края Ойкумены.
Хорошо-то как! Удивительно хорошо!
Во второй половине дня, после обеда, в одном из пехотных полков Жуков наблюдал за атакой танков на позиции условного противника.
— Маневра не вижу, — выговаривал он командиру танковой бригады. — С пехотой плохо взаимодействуете, с артиллерией. Прете на пушки противника дуриком… Пока достигнете окопов, половины машин не досчитаетесь.
— Но во время атаки танковой бригады и бронебригад на японские позиции в августе прошлого года больше было сожжено, — не уступал командующему комбриг. — Сами же говорили, что война без потерь не бывает.
— Потери потерям рознь. У нас тогда другого выхода не было, как послать танки в лобовую атаку, а у вас есть и пехота, и конница, и артиллерия, и авиация. Думать надо! Здесь еще такая примитивщина проскочит, а с немцами — черта с два! Они поляков за месяц расколошматили, — наставлял Жуков, не слишком-то выбирая выражения. Да и чего их выбирать? Армия! Он от сохи, комбриг тоже от сохи, друг друга понимают. Им и дальше не по паркетам шаркать, а месить грязь полигонов и — от этого не уйдешь — фронтовых дорог.
Впрочем, и сам Жуков не знает, как оно лучше: пехоте ли идти в наступление при поддержке танков, или наоборот — танкам при поддержке пехоты. И как при этом взаимодействовать с артиллерией и авиацией? Бомбежка и артогонь, а потом атака, или как-то одновременно? А не побьют ли они при этом друг друга? Тут нужны расчет и точность исполнения, а откуда их взять? Не было опыта, возможности того или другого варианта каждый видит по-своему. Но что танки могут и сами по себе громить противника, это Жуков проверил на опыте, когда японская дивизия, сбив монгольские части, переправилась на западную сторону Халхин-Гола. И бросил до двухсот танков и столько же бронеавтомобилей в атаку на эту дивизию. Конечно, и артиллерия долбила японские позиции, и авиация, но дальше танки и бронемашины пошли одни, и никто им помочь уже не мог, потому что в тех условиях трудно было предугадать, что из такой помощи получится. И более половины танков сгорело. Не считая бронеавтомобилей. Но и японская дивизия перестала существовать. А это почти двадцать тысяч человек со всей техникой. Время — вот фактор, который иногда решает все. Он, Жуков, выиграл время и выиграл сражение. А считать, кого и сколько, теперь поздно.
— Товарищ командующий!