Жернова. 1918–1953. Старая гвардия

После того, как Сталин поздоровался с Ворошиловым, к нему кинулось сразу несколько человек, в основном женщин, и, перебивая друг друга, толкаясь, окружили его, целуя и обнимая. Последним подошел Авель Софронович Енукидзе, секретарь президиума Центрального Исполнительного комитета СССР. Он тоже обнял Сталина, похлопывая по плечам и спине, выражая тем самым восторг от встречи, а еще от того, что Сталин жив, здоров и выглядит прекрасно. Все эти люди до поры до времени сидели в Грузии или в других местах, ничем особенно не выделяясь, но по мере того как росло значение Сталина во властных структурах Москвы, они поднимались по ступенькам власти у себя в Грузии, затем стали постепенно перебираться поближе к своему великому родственнику и занимать отдельные кабинеты уже в московских коридорах, беззастенчиво эксплуатируя родственную близость к Вождю. Сталин терпел нашествие этих нахальных дураков, боясь прослыть неблагодарным, нарушающим законы своего народа и родственные обязанности. Он терпел их стяжательство, неразборчивость и наглость, уверенный, что рано или поздно они начнут переходить все пределы дозволенного и тем сами себе выроют яму, в которую и свалятся. Если бы они одни вели себя подобным образом, их можно было бы приструнить. Но рядом с ними родственники многих других советских и партийных чиновников, дорвавшихся до власти, и тоже не упускают возможности ухватить все, до чего смогут дотянуться. Так что давить их поодиночке нет смысла. Придет и их время отвечать за безудержное сластолюбие. Что же касается Авеля Енукидзе, то с ним надо будет разобраться в ближайшее время. Власик докладывает, что секретарь ВЦИКа создал из женщин кремлевской обслуги собственный гарем, и не только из женщин, но и из девочек-малолеток. Сейчас в Кремле работает комиссия Цэка, вот Енукидзе и прискакал на юг искать у Сталина защиты.

И Сталин, дав Авелю себя потискать, отстранился от него со словами:

— Я тебе не девочка, чтобы меня лапать, — повернулся и пошел в дом, никого не пригласив, зная, что его родственникам приглашение и не нужно.

И точно: все тут же потянулись за ним следом, продолжая шумно выражать свой восторг по случаю приезда и встречи с любимым товарищем Сталиным. При этом особенно назойливо выражала этот восторг жена Шалвы Элиавы, заместителя наркома внешней торговли СССР, забивая всех остальных своим визгливым голосом.

За ужином Ворошилов рассказывал о маневрах, для наглядности двигал по скатерти бокалы, тарелки, ножи с вилками. Волновался, как мальчишка на выпускных экзаменах.

— Якир играл за «синих», Уборевич — за «красных», — порхал над столом его мягкий, полухохлацкий говорок. — Тухачевский — координатор. Якир наступает пехотной дивизией при поддержки броневой бригады. На флангах у него кавалерия. Входит в огневое соприкосновение с Уборевичем. У того пехота в ячейках, кроет залповым огнем и пулеметами. Якир подтягивает артиллерию и танки. Все идет нормально. А Тухачевский… — Ворошилов отставил в сторону бокал с недопитым вином, подергал верхней губой, сердито посмотрел на Молотова, будто тот и был Тухачевским. — Веришь ли, Коба, он приказывает прекратить игру и собирает совещание… Ладно, я не вмешиваюсь, потому как он тут за главного. А я кто? Я всего лишь нарком обороны…

— Это не так мало, Клим, — тихо произнес Сталин и отпил из своего бокала.

— Я понимаю, что не так мало. Но ведь сам назначил его руководить учениями — вот в чем штука. Не отменять же свой собственный приказ… Так вот, я к чему все это веду? Я веду к тому, что ученья должны быть приближены к боевой обстановке. Вот к чему. А в боевой обстановке не заставишь прекратить стрельбу и тех и других. Если ты не наступаешь, тогда наступать будет противник. Азбука! А Тухачевский… он останавливает игру и что же он заявляет? Он заявляет, что немцы так наступать не станут. Он заявляет, что немец попрет тараном, что он сосредоточит на главном направлении столько сил, сколько нужно для обеспечения подавляющего превосходства. Спрашивается, откуда ему знать, как поведет себя немец? И почему именно немец? Ведь если даже и немец, то непременно в союзе с поляками: у пшеков кавалерия, у немца ее, считай, нету: всего одна дивизия. А без кавалерии какой маневр? Никакого. Азбука!

— Тухачевский был у немцев на маневрах, общался с их генералами, — снова перебил порхающий говорок Ворошилова тихий голос Сталина. — А ты, Климушка, не был.

— А наркому обороны СССР вовсе не обязательно шаркать по немецким передним, — с солдатской прямотой выпалил Ворошилов и посмотрел на Сталина с испугом: он побаивался Сталина, побаивался его еще с Царицына, и даже раньше, и никак не мог преодолеть в себе эту робость. Но отступать было поздно, да и обида была еще свежа в памяти, и Ворошилов в отчаянии покатил дальше: — И не с германских маневров это у Тухачевского, а оттого, что начитался всяких фантазий бывших царских генералов, которые сегодня на лесоповале…

— Ну и ч-что д-дальше? Ч-что т-там Т-тухачевский т-твой? — поспешил остановить Ворошилова Молотов, очищая ножом большое красное яблоко.