Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Между тем создалась нешуточная угроза всему северо-западному участку фронта обороны Москвы. Если немцы возьмут Дмитров… Нет, об этом не хотелось даже думать. Однако, на всякий случай, согласовав этот шаг со Сталиным, Жуков приказал сосредоточить за каналом Первую ударную армию под командованием генерала Кузнецова. И попросил Сталина, чтобы войска Калининского фронта активизировали свои контратакующие действия. Сталин обещал рассмотреть этот вопрос.

Тревожные вести шли и с южного участка фронта, где наступала 2-я танковая армия генерал-полковника Гудериана при поддержке правофланговых соединений 4-й полевой армии фельдмаршала Клюге. Не сумев захватить Тулу, Гудериан решил двигаться на Каширу и Серпухов, обходя Тулу с севера и юга, намереваясь захватить мосты через Оку, а далее через Коломну на Воскресенск, с выходом на Рязанскую железную дорогу. Он продолжал следовать своей тактике наступления танковых соединений, поддерживаемых механизированной пехотой и артиллерией, сопровождаемых штурмовой авиацией, тактике, которая до сих пор давала немецким войскам весьма ощутимые результаты. Чтобы обезопасить свой правый фланг, Гудериан выдвинул южнее Венева пехотную дивизию, недавно получившую пополнение.

Жуков, понимая, чем грозит Москве этот бросок танковых дивизий Гудериана, приказал ударить ему во фланг частью сил 10-й армии, состоящей в основном из дальневосточных дивизий, хорошо обученных, вооруженных и экипированных.

* * *

Командование немецкой дивизии, прикрывающей правый фланг, удара с юга не ожидало. Командованию казалось, что русские где-то далеко, им не до ударов. Однако немцы, следуя заведенному порядку, вырыли окопы полного профиля, установили противотанковые орудия. Бой шел севернее, где наступали танковые и моторизованные дивизии; выстрелы орудий, постепенно затихая, перемещались на северо-восток.

Командир дивизии генерал Конрад приставил к глазам бинокль. В цейсовскую оптику видна заснеженная холмистая степь, извилистая пойма небольшой речушки, и никаких признаков жизни. С низкого серого неба сыплет мелкий колючий снег. Ветер закручивает его в спирали, гонит по степи, пригибая к земле черные стебли конского щавеля.

— Русских, похоже, поблизости нет, — произнес генерал Конрад, обращаясь к начальнику штаба майору Кольбергу. — Но бдительности не терять, посты проверять постоянно. А я пока пойду сосну. По пустякам не будить.

В землянке, где в железной печке жарко горели березовые поленья, генерал разделся, снял сапоги, лег на походную кровать, закрыл глаза. Но сон не шел. В голову лезли невеселые мысли: войска устали за пять месяцев непрерывных боев, в ротах, которыми зачастую командуют унтер-офицеры, остается все меньше солдат, пополнения поступают по крохам, зима только начинается, солдаты его дивизии раздеты, появились обмороженные, снабжение продовольствием и боеприпасами отвратительное, чем ближе к Москве, тем сопротивление русских ожесточеннее, надежды на то, что их основные силы погибли в котлах под Гомелем, Смоленском, Вязьмой и Брянском, что военная промышленность уничтожена, оказались несостоятельными. А что ждет германскую армию дальше? Полная неизвестность. Даже сам Гудериан на недавнем совещании заявил, что сил его армии хватит лишь на то, чтобы дойти до русской реки под названием Ока, но удержаться там вряд ли удастся.

«О, майн гот!» — пробормотал генерал засыпая, так и не решив, с какой просьбой обратиться к Всевышнему: просьб накопилось так много, что одно перечисление их утомит кого угодно.

Наблюдатели, одетые в летние шинели, обмотанные чем попало, отворачивались от морозного ветра, терли кулаками слезящиеся глаза, топали сапогами по заледенелому дну окопа, ожидая смены. Из землянок несло запахом тушенки и ячменного кофе.

— Ганс, ты ничего не слышишь? — спросил ефрейтор Бергман рядового Ротберга.

Ротберг отогнул наушник, подставил ухо пронизывающему ветру.

— Ничего, Густав. Ветер, черт бы его побрал! — просипел Ганс сквозь вафельное полотенце, которым обмотано его лицо до самых глаз. Затем спросил: — Сколько у нас осталось до смены?

— Еще полчаса.

— Курить хочется, — пожаловался Ганс.

— Мне и самому хочется. А больше всего согреться возле печки, потом дернуть шнапсу, а уж потом… — Кольбер не договорил и снова прислушался. — Нет, черт побери, там, впереди, что-то гудит! — воскликнул он.

— Да, похоже, — согласился рядовой Бергман.

Они еще несколько минут прислушивались к нарастающему гулу, пока не разобрали в нем отчетливый рык танковых двигателей.

— Панцерн! — вскрикнул Кольбер. — Русише панцерн! Ракету!

Белая ракета взлетела к небу, и тут же пропала, лишь мутное пятно то разгоралось, то снова угасало в снежной мгле, отмечая ее движение. Выстрелы и ракеты покатились вдоль линии обороны, выталкивая из землянок пехотинцев и артиллеристов.

Прошло еще несколько минут — и вот из снежной метели, точно призраки из преисподней, стали вылепливаться белые махины танков со скошенными башнями, облепленные людьми в белых масхалатах.

— Фойер! — прозвучали первые команды.