Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Матов всю эту картину схватил одним взглядом из своего джипа и попытался представить себе подобную картину в Москве — картина не получалась. И не потому, что немцы Москву так и не взяли, а потому, что никто не верил, что они ее возьмут. Может быть, и немцы не верили, что мы будем в Берлине, и продолжают не верить, но это не имеет значения, верят они или нет, потому что мы уже в Берлине и потому, наконец, что всегда верили, что будем здесь раньше или позже.

На машинах доехали до Грюневальд-штрассе, дальше проехать было невозможно: дороги запружены танками и самоходками, жмущимися поближе к уцелевшим стенам домов, на перекрестках стоят тягачи с пушками, расчехленные «катюши» — все это томится в ожидании своего часа. Впереди, там, где коробки домов теряются в дыму и пыли, безостановочно ухает и стучит, и Матов по звукам определяет, что именно ухает и стучит и как далеко отсюда. Сравнение со всё и всех пожирающей чудовищной машиной или многоголовой гидрой в голову ему, в отличие от писателя Задонова, не приходит.

Командира правофланговой моторизованной дивизии генерал-майора Латченкова Матов нашел на втором этаже пятиэтажного дома. Знакомы они недавно: Латченков заменил раненого комдива на Кюстринском плацдарме. Вместе отбивали атаки немцев, стремившихся отбросить части Красной армии за Одер. Латченков нравился Матову своей рассудительностью и невозмутимым спокойствием.

— А-а, полковник! Прибыли наконец! — встретил его Латченков. — Как настроение? — И, заметив новые погоны на плечах Матова: — Да вас поздравить надо, генерал! Рад за вас, душевно рад! Поэтому и вопрос свой про настроение снимаю как не актуальный.

— Настроение боевое не только у меня, но и у всей дивизии, — уточнил Матов.

— Ну и прекрасно. Другим оно и не может быть: дело-то к концу идет. А теперь давайте разберемся, какие вам сменять части моей дивизии, а какие Супрунова. Вот смотрите сюда, — показал Латченков на карту. — Здесь у меня полк полковника Новикова. Вы выдвигаете сюда свой полк, на месте мои ветераны все вашим расскажут и покажут, после чего отойдут в тыл, а я уж тут решу, куда мне их сунуть. Имейте в виду, что немцы по канализации и водотокам проникают в наши тылы и весьма нам досаждают этими своими вылазками. Так что все канализационные люки, подвалы и прочее держите под контролем.

— А сами воспользоваться этими подземными ходами не пытались? — спросил Матов.

— Отчего ж не пытались? Очень даже пытались. Но мало что получалось. Схем нет, куда что ведет, не разберешь, большинство проходов взорвано или забаррикадировано, а по каким проходят немцы, не угадаешь. Наши саперы придумали: как только фрицы обнаружатся, так берут бочку с соляркой, поджигают — и в люк. Очень хорошо помогает от насморка. — И засмеялся, довольный.

— Вы когда собираетесь отводить свой полк? — спросил Матов.

— Ночью: меньше потерь будет. Да и вашим надо осмотреться, привыкнуть к обстановке, вжиться. Тем более что немцы, как только пронюхают, что у нас происходит смена подразделений, так тут же кинутся в контратаку. В Сталинграде, между прочим, происходило то же самое. Бывало, пришлют пополнение из-за Волги, и в течение дня от него остаются ножки да рожки. Зато эти рожки да ножки спуску фрицам не давали. Естественный отбор, как говорится. Но там другого выхода у нас не было, как посылать в бой необстрелянных солдат. Здесь другое дело. Так что осваивайтесь, генерал… и с позициями, и со своим новым званием… Кстати, погоны советую сменить на полевые, чтобы не отсвечивали. Иначе попадете на мушку снайперу.

— Полевыми еще не обзавелся.

— Могу поделиться: есть запасные.

Глава 14

Только к утру дивизия Матова заняла освободившиеся рубежи для продолжения наступления. Два полка были выдвинуты на линию огня, один полк оставлен во втором эшелоне, откуда можно черпать резервы и подменять уставших бойцов. Вслед за ними шли танки, самоходки и артиллерия, которых, кстати, надо было охранять от фаустников, от ударов с тыла.

Сам Матов устроил свой командный пункт в подвале углового дома на перекрестке двух нешироких улиц, во многих местах перегороженных баррикадами. В подвале же развернут перевязочный пункт для раненых, в одном из помещений держат пленных, в другом уложены погибшие.

Обойдя все позиции, Матов поднялся на четвертый этаж, где обосновались разведчики и корректировщики. Отсюда часть города — как на ладони. Куда ни глянь — везде развалины, обгорелые стены домов. Многие горят до сих пор, дым висит над кварталами, стелется понизу, першит в горле, выжимает из глаз слезы. И нигде не видно ни души. Город точно вымер. Но он жил высверками выстрелов, вздохами разрывов тяжелых снарядов и бомб.

Из дыма вынырнул наш пикирующий бомбардировщик, прошел на бреющем полете над мертвыми коробками зданий, покачивая крыльями; сидящий здесь же представитель авиации, капитан-корректировщик, кричит ему вслед: