Жернова. 1918–1953. За огненным валом

— А-а… Говорят, офицер, из пограничников, — ответил Пивоваров, думая о своем. И уверенно заключил: — Все мы здесь, Алексей Потапыч, странные типы. Ты не находишь?

— Нахожу. Только, знаешь, пошли к остальным. А то и правда… как-то…

— Боишься?

— Боюсь, — признался Гаврилов. — Боюсь, что не дадут умереть с оружием в руках. А умереть за колючей проволокой… Я, знаешь, о чем мечтаю? Смешно сказать: в первом же бою раздобыть пистолет, чтобы он всегда был при мне, чтобы в случае чего… — Помолчал, усмехнулся, признался: — Хотя, если вспомнить, как меня брали в плен, то и пистолет не помог.

— Да, ситуации бывают самые неожиданные, — согласился Пивоваров, вспомнив свое прошлое.

Этот разговор случился у них совсем недавно — каких-нибудь пять-шесть дней назад. После предупреждения маленького человечка они уединялись реже и так, чтобы не на виду.

— Ну как? — спросил Гаврилов у Пивоварова, когда они, еще не отдышавшись от изнурительного бега, брели к пологому холму, на котором неподвижно стоял командир роты лейтенант Красников.

— Ничего, нормально, — ответил Пивоваров. — Вот только к одному никак не могу привыкнуть — к вою мин. Все время приходится преодолевать желание шлепнуться на землю и втиснуться в какую-нибудь щель.

— Ну, это не только у тебя. Я и сам постоянно вслушиваюсь в звуки, издаваемые снарядами и минами. Вдруг, думаешь, наводчик сместил по нечаянности прицел. Или забыл перевести.

— Однако, работают они хорошо. Профессионально работают. Хотя… В соседнем батальоне был случай, что накрыли-таки своих…

— Что ж, случается. До войны даже на учениях бывало, что били по своим. Но в целом — они молодцы. Глядишь, к концу войны и воевать научимся. — Гаврилов покосился на своего друга. — А я, между прочим, всегда с восхищением думал о моряках: им же прятаться в бою некуда. Стоять на мостике под огнем — это, знаешь, выдержка нужна огромнейшая.

Пивоваров пожал плечами. Вспомнив свой первый и единственный морской бой с немецкими самолетами, произнес:

— В бою обо всем забываешь. А потом — деваться-то все равно некуда. Да и у тебя в танке…

— Ну, не скажи. В щель, конечно, не спрячешься, но в овражек заползти можно. Наконец, если подобьют и жив остался — земля рядом, не то что у вас — вода и вода.

Пивоваров остановился и, сощурившись, стал вглядываться туда, откуда они начинали учебную атаку.

— Похоже, начальство к нам решило пожаловать.

— Да, похоже, — согласился Гаврилов, разглядев бронетранспортер и вездеход, ползущие по самой опушке леса в их сторону. И тут же воскликнул: — Подтянись, братцы! А то покурить не успеете: начальство в гости едет!

Солдаты ускорили шаг. Гаврилов с Пивоваровым подошли почти последними к серой толпе людей, жадно глотавших махорочный дым.

Лейтенант Красников тоже заметил направляющиеся в их сторону машины, но не торопил своих солдат. О том, что за их учебной атакой сегодня будет наблюдать высокое начальство и, возможно, сам командарм, его предупредил еще вчера комбат Леваков. А заместитель комбата по политчасти капитан Моторин с полчаса вдалбливал ему в голову, какая это честь и ответственность представлять батальон перед командованием, и какие мысли в этой связи должен Красников внушить своим подчиненным перед завтрашними учениями.

Однако Красников внушать ничего не стал. Он за минувшие месяцы командования своей ротой усвоил, что его солдат не нужно ни агитировать, ни подгонять. Их просто нужно научить тому, чему он сам научился за годы войны: умению наступать, сидеть в обороне, бороться с танками, воевать в лесу и в населенных пунктах. И еще: он давно уже избавился от страха перед немцами, от неуверенности в себе, а у них, — если не у большинства его солдат, то у значительной части, — эти страх и неуверенность в своих силах держатся в потаенных извивах подсознания, они вбиты туда годами концлагерей и теми несколькими днями, неделями и месяцами войны, когда все рушилось на их глазах, и они сознавали свое полнейшее бессилие перед неумолимо надвигающейся могучей и непонятной силой. Может, не каждый из них догадывался об этом своем страхе, но он прорывался наружу, когда они задавали ему, своему командиру, счастливо прошедшему три с половиной года войны, вопросы. И больше всего их интересовали именно танки и способы борьбы с ними.

Еще Красников знал твердо, что страх этот пройдет лишь после первого удачного боя, а он, командир роты, должен сделать все, от него зависящее, чтобы этот бой выиграть.

Машины, между тем, подъехали настолько близко, что стали различимы солдаты в кузове бронетранспортера. И лейтенант Красников скомандовал построение.

Быстро, без суеты, серая бесформенная масса людей превратилась в ровные ряды подтянутых солдат.

— Сми-и-ирна-а! На-прааа… — ву! Пра-авое-пле-чо-впере-ед аррш! — звонким ликующим голосом пропел Красников и повел свою роту к дороге.