Айви покосилась на него, осторожно улыбнувшись, и на щеках появились милые ямочки. — О чем это ты трындишь, Бо? — раздраженно поинтересовалась Лея с малышом Стефаном на бедре, которая, скользнув в шатер, услышала последнюю фразу силача. В этот момент ее нежное личико излучало такую неприкрытую злость, что Дуги озадаченно потер кудрявый затылок, наблюдая за «семейной сценой». — Может лучше с сыном пообщаешься, — добавила она, перекидывая мальчика на мускулистое предплечье покрасневшего Бо, и вышла, резко дернув полог. — Ну прям как дверью хлопнула, — утробно хохотнул Многожор, почесывая пузо.
— Раньше-то она прилюдно не объявляла, что наш котяра Бо папаша Стефана, — хихикнула Тина, — а тут видать припекло… — Она потрепала по темным вихрам Стефана, умостившегося на руках у растерянного силача, и добавила, обращаясь к брату Бо: — А может это твой наследник, Дан? Вас ведь с Бо почти и не различишь, особо в темную ночку…
— Я вот лично нипочем не различу! — серьезно заметил Многожор, вызвав еще один безудержный приступ веселья.
Заметив смущение Айви от неприязни и необоснованной ревности Леи, Хаган потянул ее к другому выходу из шатра, где вечерний воздух наполняли дрожащие звуки лютни. — Ты ведь еще не знакома с нашим юным песнопевцем Арно… А зря. Еще пару лет назад этот мелкий проказник вовсе не собирался стать любимцем публики. Что он обожал делать, так это задирать юбки матрон, пробегая среди рыночных рядов, и вызывать довольный хохот мужиков, включая стражей порядка.
Сидевший спиной к шатру юноша, перебирал струны старой лютни, наполняя вечерний воздух сладкозвучными струями волшебного голоса, от которого у толпившихся вокруг женщин и дев разных возрастов мечтательно увлажнялись глаза. Его длинные вьющиеся волосы, небрежно брошенные на спину, колыхались под легким ветром… и Айви вдруг увидела, как по этим светлым, как лунный свет, кудрям, стекают ручьи крови, превращая их в липкую кроваво-черную массу…
— Жасмин! — вдруг закричала она, задыхаясь, и прижав кулачок к бешено бьющемуся горлу, рухнула во тьму.
Глава 20. Измена
Дуги бежал так, что казалось, сердце лопнет, не выдержав такого напряжения. Поскользнувшись на раздавленном яблоке, проехался коленками по камням, содрав кожу, и теперь на штанах красовались две окровавленные дыры. Но боли он не чувствовал. В полутемном шатре горел масляный фонарь, пыхтел длинной трубкой дядька Гримар, да негромко болтали Тина и Лея, кормившая грудью Стефана. Хаган, дремавший за колченогим столом с кружкой пива, вскинул бровь, увидав потного Дуги, появившегося в ночи как призрак, и стал медленно подниматься.
— Бренн! Где Бренн? — хватая ртом воздух, просипел Дуг.
— Да что случилось то? — в ответ спросил карлик.
— Измена! Она предала его! — Задыхаясь от бега и гнева, Дуги смотрел на Гримара и оторопевших от воплей Дуги девушек.
— Лея?! — заорал карлик, резко развернувшись в сторону акробатки, и его голубой глаз люто засверкал, — ты охренела, подруга! Ты предала его из-за своей тупой бабьей ревности?! Тебе Бо и Дана мало?
Молодая женщина подскочила с лавки, не удержав малыша на коленях, и малыш Стефан, свалившись на пол, заревел. Скривившись, как от сильной боли, Дуги с отчаяньем смотрел на Хагана: — Да не Лея! — От тяжело опустился на лавку, зажмурив глаза, будто не в силах перенести то, что только что узнал.
Из дома, как и ожидалось, Дуги не выпустили — папаша Мартен пришел в ярость уже от неуверенной попытки сына отпроситься на свадебные гуляния. В реве, исходящим из глотки трактирщика, можно было с трудом разобрать отдельные слова, перемешенные с матросской бранью. Но все и так было понятно. Мало того, что бестолочь Дуги, по мнению отца, и так пару недель дурака валяет, да теперь еще хочет увильнуть от работы в день, сулящий настоящую прибыль семейному предприятию.
Мать тоже была сама не своя. Волосы Уллы растрепались, щеки покраснели от печного жара, и раздражению ее не было предела, — даже звук задребезжавшего на каменном полу ножа, который уронила Мелена, заставил ее раздосадовано фыркнуть и отослать дочь убираться в гостевых комнатах: — Руки калямые, никакого от тебя толку! Одни парни на уме. Поди прочь — девкам наверху помоги…
Мелена поджала губы и, зыркнув на мать черными отцовскими глазами, сорвала фартук и ушла наверх, где служанки стелили свежее белье в гостевых комнатах. Чтобы заесть дурное настроение, Дуги вонзил зубы в горячую, обсыпанную коричневым сахаром, плюшку, но мать не унималась: — А ты на двор ступай, отцу с Пепином помоги… Ойхе уж с зари над кастрюлями шепчет, служанки как угорелые носятся, даже Мелена при делах, хоть и в мечтах девичьих пребывает, один ты сегодня киснешь…
— Ничего я не кисну… — недовольно бормоча, Дуги потопал на задний двор, злясь на всех и особенно на дурацкое королевское супружество, ведь именно из-за него такой кипиш поднялся. Через несколько дней ему придется снова расстаться с Бренном, и теперь — скорее всего, надолго, потому каждая минута, потраченная на домашние заботы, бесила Дуги, ведь это время он мог провести с ним…