Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево

– Господин министр! Меня уполномочили согласовать с вами вопрос о сроках прохода 1-го отдельного ударно-штурмового корпуса в Порккала-Удд. Корпус выводится из боев под Кингисеппом, будет пополнен и через две недели будет готов для переброски сюда. По имеющейся у нас информации, фон Кюхлер начал стягивать к Таллину плавсредства. Больших резервов у него нет, но есть вероятность переброски в Таллин войск из Западной Европы. Наши тральщики работают круглосуточно, но немцы активизировали минные постановки в Финском заливе. Они обоснованно беспокоятся, что Балтийский флот может выдвинуться к Таллину и решить судьбу 18-й армии под Нарвой.

– Я думаю, господин полковник, что нам с этими вопросами требуется ехать в Президентский дворец. Я, конечно, попробую еще раз поговорить с Карлом Густавом, но… – он опять снял трубку и стал повторять мои вопросы президенту. В этот момент вошел секретарь министра и положил на стол бумагу. Тот вцепился в нее глазами, но продолжал говорить с Маннергеймом. Прикрыв трубку рукой, сказал мне, чтобы я шел в зал и забирал жену, сейчас поедем к президенту. Хочет выпроводить меня из кабинета. Я вышел. Мы с Женей ждали его на лестнице еще минут двадцать. Наконец, он появился уже одетым.

– Великобритания объявила о присоединении к перемирию и восстановлению дипломатических отношений на уровне постоянного представителя. Они запрашивают о возможности принять самолет с посланником. Маннергейм ответил положительно на их просьбу.

Засуетились, союзнички! Сейчас начнут вставлять палки в колеса! А Рамсай здорово обрадовался этому. Министр предложил завезти Женю к нему домой, познакомить ее с женой и оставить их там. А самим съездить к Маннергейму. Так и поступили. Госпожа Хенриикка приобняла Евгению за талию и повела ее на белую кушетку. Им есть, о чем поговорить! Мы поехали на дальнюю дачу Маннергейма, где он находился.

Дачей этот дворец назвать ну очень тяжело! Маннергейм, основные имения которого находились в Финляндии, практически не пострадал в результате революции и жил на довольно широкую ногу, как привык еще в Санкт-Петербурге. Охрана открыла ворота, и мы проехали к имению. Нас встретил адъютант, помог снять верхнюю одежду. Я поправил прическу, и мы двинулись в левое крыло здания в кабинет маршала.

– Господин президент! К вам министр Рамсай и военный атташе СССР полковник Иволгин! – доложил при открытой двери адъютант.

– Пусть войдут!

– Господин президент, – поприветствовали мы его.

– Полковник! Вам очень к лицу военная форма! Господи! Сколько наград! – маршал с интересом рассматривал ордена. – А Героя за что получил?

– За взятие Спасской Полисти.

– Суворов? У вас чтут его?

– Да, господин маршал. Чтут всех, кто приносил славу и победы России: Александра Невского, Михаила Кутузова, адмиралов Ушакова и Нахимова и, конечно, Суворова. Это высший полководческий орден в СССР. У него три степени. Этот – второй, а этот – первой степени.

– За что дали?

– Второй степени – за вскрытие направления главного удара немцев весной 1942 года. А первой за освобождение Новгорода, разгром Манштейна и вывод Финляндии из войны.

Глаза Маннергейма сузились, превратившись в щелочки, он решительно повернулся к своему столу. Прошел туда, открыл ящик и достал две коробочки. Вернулся ко мне.

– Господин полковник! Как президент и главнокомандующий Финской армии награждаю вас за это Командорским крестом I класса ордена Белой розы Финляндии, с мечами. – Он повесил мне на шею орден на синей ленте и показал нагрудный знак, немного напоминающий орден Суворова.

– Этот орден некоторое время назад мы хотели вручить Йохиму фон Риббентропу, но после срыва наступления под Харьковом я положил его в этот стол. Он по праву ваш, полковник!

– Служу Советскому Союзу!

– Я, конечно, знаю, что это соответствует вашему уставу, господин полковник. По мне было бы приятнее услышать: «Рад стараться», но… Вы действительно служите ему. С чем приехали?