Жернова судьбы

– Ага, – пробормотал Ванька и постарался уменьшить размах, делать шаги одинаковыми и не пропустить ни колоска – это было бы самым позорным. Ему казалось, что только он должен полностью контролировать себя – ширину шага, замах косы, держать инструмент тоже надо было правильно – слишком много всего! Остальные и внимания на это не обращали: шли и шли себе, мерно взмахивая косой. Даже Савка, казалось, шёл без особого труда. Через пятьдесят шагов стала болеть спина и плечо. Через сотню – Ванька почувствовал, что машет из последних сил, пот заливал глаза, несмотря на то что солнце ещё не встало и приятный ветерок холодил промокшую спину и грудь. Было стыдно просить Фрола остановиться, тем более что отрок сзади махал как заведённый, но парень уже был готов обратиться к мужику и даже приоткрыл рот, как Фрол остановился, тяжело вздохнул и вытер мокрый лоб. Достал лопатку из дуба и начал точить. Ванька с трудом разогнул спину, рукавом отёр пот с лица и тоже начал точить лезвие, как его учили. Сзади пыхтел Савва. Маленько передохнули, считаные минуты, и пошли дальше.

Во второй переход всё повторилось. Парень чувствовал, что спасует, тело ломило, мужик впереди не выказывал никаких признаков усталости, а Ванька уже еле косу держал. Пот капал с носа, заливал глаза, даже ноги дрожали. Только он подумал, что ни шагу более сделать не сможет, как Фрол стал и двумя руками начал массировать поясницу. Сзади послышался смешок:

– Что, дядя Фрол, умаялся? – смеялся белозубый Савка. Волосы отрока были повязаны жгутом из свежей травы, пот заливал щёки, рубаха спереди была мокра наскрозь, но он смеялся и вовсе не падал духом.

«А я что ж?! – подумал Ванька. – Чуть потруднее – и скуксился сразу?! Нет уж, не буду просить о пощаде!»

Снова пошли. И когда добрались до противоположного края поля, парень был в полном изнеможении, но знал, что он сможет выдержать вместе с деревенскими мужиками, привыкшими к труду, сдюжит, не смалодушничает. Когда пошли обратно, закинув косу на плечо, Ванька шагал широко и смело, глядел вперёд и тут понял, что за всё это время ни разу не вспомнил о Пульхерии и не предавался грустным мыслям.

«Вот и хорошо!» – спокойно подумал он.

Жатва продолжилась. Бабы и девки так же весело вили снопы, заводили песни, протяжные, лирические, никто не жаловался на тяжесть труда, не охал, не стонал, общее одушевление охватило крестьян.

Косцы пошли второй ряд. Он оказался так же труден для Ваньки, потому что он должен был по-прежнему контролировать каждое своё движение. Сцепив зубы, махал и махал косой.

– Ты упрям, да и я не прост, – бормотал он, чтобы подбодрить себя. Приходилось напрягать все силы, чтоб не отстать от Фрола и не опозориться перед Савкой, в голове не было никаких мыслей, лишь вожделенная пустота.

Следующие ряды оказались чуть полегче, может, потому что он начал потихоньку втягиваться, а ещё в такт движениям шептать вирши:

– Вы – мах – ле – мах – тите – мах-мо – мах – и – мысли,

К той, котору я люблю

И в мечтах могу лишь мыслить,

Как я крепко обниму!

Это помогало, но сознание совершенно перепуталось, он вообще не соображал, сколько сейчас времени и сколько они уже косят. Казалось, это не закончится никогда, но вот Фрол, дойдя до края поля, положил косу, махнул рукой и крикнул:

– Шабаш!

– Сколь мы косили? – просипел Ванька.

– Четыре часа, пора завтракать.

– Пора-пора! – весело крикнул Савка. – Живот уж подвело!

Они уселись в тени рощицы, прямо на мягкую зелёную травку и стали вынимать припасы. У Ваньки был только хлеб, он не догадался взять питьё и корил себя почём зря, как Савка протянул ему жбан:

– На-ко, кваску, Ваня! Сестрица принесла!

Ванька глянул: девочка лет десяти держала за руку мальчишку от силы шести лет и с любопытством смотрела на него. Вереница детишек тянулась и к другим работникам, кое к кому шли тяжко беременные молодухи, которых мужья в поле не взяли, пожалели. Ванька отхлебнул холодного кваску и почувствовал, что заново родился.

– Много не пей, застудишься! – посоветовал отрок и протянул парню жгут из травы. – Повяжи, жечь глаза не будет!

Он разложил на чистой тряпице принесённую детишками снедь и пригласил Ваньку разделить с ним завтрак. Парень отнекивался, но от Саввы было не отвязаться, и тогда Иван, изо всех сил стараясь сдержать порывы голода, взял огурчик и кусочек сала, положил на хлеб и начал жевать. Желудок тут же издал громкое урчание, дети прыснули от смеха, Ванька покраснел, а старший брат шикнул на них:

– Цыть! Не смущайте человека!

После завтрака всё повторилось, косили вплоть до солнца в зените. Когда стало совсем уж невмоготу, объявили перерыв на обед. Пошли в тень, где сидели детишки с обедом и ждали косарей. Невдалеке журчал ручей, и молодые ребята с удовольствием пошли обмыть упревшие тела.

Ванька разделся и полез в воду. Ноги дрожали, но прохлада снимала усталость как рукой.

– Экой ты белый! – с удивлением сказал Савка. – Словно барич!

– В одёже всё время хожу, – смутившись, пояснил Ванька, потому что слова мальчишки привлекли внимание других мужиков, и они тоже стали рассматривать его.