Жертва

Перед столом стоял вращающийся стул, а в углу комнаты — кресло с подлокотниками, обитое бархатом. Больше ничего.

Мистер Кракенфилд сел за стол и повернулся на стуле лицом к полицейским. Фемур жестом велел Каролине садиться в кресло, а сам встал возле двери, опершись плечом о книжный шкаф. Каролина открыла рот, чтобы начать разговор, но поймала взгляд Фемура и замолчала, позволив ему самому вести беседу.

Надо признать, говорил он отлично. Четко и без лишних эмоций описал обстоятельства смерти Малкольма Чейза, а затем изложил все, что они успели выяснить об отношениях убитого с семьей Кракенфилдов.

Бригадный генерал сидел очень прямо и внимательно слушал. Когда Фемур закончил свою речь, Кракенфилд достал из кармана пиджака курительную трубку и привычно стиснул в кулаке деревянный чубук. Ни набить трубку, ни закурить ее генерал не попытался.

— Отлично излагаете, главный инспектор, и все-таки я не понимаю, зачем вы приехали к нам в дом и прервали праздничный ужин? Только затем, чтобы все это мне рассказать?

— Мы обязаны поговорить со всеми, кто может иметь хоть какое-то отношение к гибели мистера Чейза, — сказал Фемур.

Каролина подумала, что неразумно делать подобное заявление так рано. Генерал приоткрыл рот и ошеломленно уставился на полицейских.

— Не говорите ерунды, — проговорил он наконец. — Неужели вы думаете, что если бы мне захотелось отомстить тому человеку за все беды, которые он принес моей семье, то я бы его убил?

— А разве нет?

— Господи! Ну конечно, нет! Подумайте сами, Фемур. Стоило мне поднять телефонную трубку и поговорить с Центральным советом, как Чейза вычеркнули бы из партийных списков. Стоило поговорить с кем-нибудь из журналистов, которые рыскали тут толпами после смерти нашего сына, и первые страницы всех газет кричали бы о том, каким лицемерным подлецом был Малкольм Чейз. Бога ради, с какой стати мне желать его смерти?!

— Я бы сказал, у вас была масса причин. Если бы вы действовали по тем сценариям, которые только что описали, ваша семья тоже попала бы на первые полосы газет, а имя сына оказалось бы опорочено еще сильнее.

— Имя моего сына нельзя было опорочить еще сильнее, — сказал Кракенфилд тихо, но с невероятной горечью в голосе. — Он не участвовал в общественной жизни и почти двадцать лет нигде не работал. Я сам в отставке. Моя дочь живет за сотни миль отсюда и носит фамилию мужа. Никто бы из нас не пострадал, если бы правда вдруг открылась.

Кракенфилд посмотрел на свою трубку и протер ее носовым платком. Когда он снова поднял глаза, Каролина заметила, что они стали еще тоскливее, чем прежде.

— Это самое худшее и, надеюсь, самое последнее унижение, которое Генри навлек на мою голову. Надо же… Полиция пришла в наш дом и обвинила меня в убийстве.

Возле двери кто-то тихонько кашлянул, и все они повернулись на звук. У дверей стояла Маргарет Кракенфилд в легком плаще поверх черного платья. У ее ног стоял маленький чемодан.

— Маргарет! Ты с ума сошла! А как же гости?

— Я попросила их уйти. Я подумала, что так будет лучше, когда поняла, зачем пришли господа полицейские. Нам не нужны никакие сцены, не правда ли?

Она с улыбкой посмотрела сначала на Каролину, затем на Фемура.

— Думаю, нам пора идти.

— Маргарет!

— Не надо, дорогой. Давай не будет терять достоинства.

— У них нет никаких оснований меня допрашивать, Маргарет. Тем более нет никаких оснований для твоего благородного, но совершенно абсурдного поступка! Немедленно снимай плащ!

— Ничего абсурдного в моем поступке нет, Джон, — устало сказала Маргарет. — Это сделала я. Точнее, это сделали по моей просьбе.

Все трое уставились на миссис Кракенфилд.

— Я не могла смириться с тем, что мой сын умер, а тот человек жив.

— Маргарет…

— Миссис Кракенфилд, — позвал Фемур.

Она повернулась к нему и снова ласково улыбнулась.

— Миссис Кракенфилд, я хочу предупредить, что вы не обязаны…

— Да, я знаю, — сказала она, не дав ему закончить. — Все в порядке, главный инспектор. Может, мы пойдем? Я не уверена, что Джон вынесет столько потрясений за один день.

— Но зачем? Как?

Мистер Кракенфилд крепко сжимал в руке полированную трубку и дышал часто и трудно. Больше никаких признаков волнения он не проявлял.

— Ну, — почти небрежно произнесла Маргарет. — Я подумала, что поставщик Генри знает кого-нибудь, кто согласился бы застрелить для меня Малкольма. Оказалось, что не так уж дорого. Я даже удивилась. Сначала я думала, что придется продать серьги.

Она прикоснулась пальцами к жемчужинкам в мочках своих ушей.

— А на самом деле это стоило не больше, чем месячная доза наркотиков для бедного Генри.

— Маргарет, ты хочешь сказать, что…

— Покупала ему наркотики? Да, дорогой. Он нуждался в них, а покупать не имел возможности. Метадон не оказывал на него никакого действия. Не знаю почему. Наверное, он не умел правильно его принимать. Я хотела, чтобы у него всегда хватало наркотиков и он жил спокойно, а не воровал и не сидел в тюрьме. Ты помнишь, что с ним случилось, когда он туда попал?

— Маргарет…