– Э, Георгий, увяз ты в думе черной, как буйвол в тине болотной. Но не печалься, ложись, пусть будет мир под кровлей моей. Завтра народ на площади соберем. Наша молодежь любит лишний раз замахнуться шашкой.
Георгий знал, общественные дела решал хевис-бери со старейшими аула, и хотя им беспрекословно повиновались, но обычай требовал все дела выносить на обсуждение народа. Георгия беспокоило решение старейших, и он готовился к разговору на площади.
Одеяло, тюфяки из взбитой шерсти, мутаки, наваленные на тахту, – но напрасно Георгий пытается заснуть. «Добиться помощи тушин, значит, приблизить победу. Где теперь „барсы“, мои бедные друзья? Скачут по всей Картли, по грузинским землям, выполняя мой замысел. Главное – объединить всех. Даже князьям кланяюсь. Но я добьюсь признания азнаурского дела. Сначала надо изгнать персов, потом… Нет, Шадиман, раньше буду думать только о персах».
Ночью Георгию мерещились пролетающие всадники, дикое ржание коней, тревожный рокот рога. Он вскакивал, всматривался в темноту, зарывался в одеяло, но сон бежал от него. Саклю наполняли кровавые видения. Вот в пропасть скатываются кизилбаши. Вот на измятую долину упала последняя картлийская дружина. «Береги коня, береги коня!» – слышит Георгий. Он отбросил одеяло, вытер мутакой холодный пот и призывал утро.
Наконец рассвет. Голубое небо на востоке подернуто розовой дымкой. Горный воздух наполнен ароматом лесов. За цепью черных гор серебрятся выси Кавказа. Журчит голубая вода, спадая в расселину.
Здесь, у родника, на скале, охраняемой ангелом камней, совещался хевис-бери Анта со Старейшими.
Георгий поспешил к главному деканозу. Надо задобрить священнослужителей, народ им верит. Когда Георгий за ужином осторожно заговорил с Анта о смешении языческих обрядов тушин с христианством, Анта ответил – «нам это удобно».
У главного жреца совещались. Выгодна ли для тушин предстоящая война? Поддерживать ли деканозам хевис-бери, если старейшие решат оказать помощь Георгию Саакадзе.
Георгий пришел вовремя.
Деканозам понравилось почтительное обращение Саакадзе к ним за поддержкой. Георгий с большим уважением заговорил о значении деканозов в делах Тушети, говорил о выгоде для тушин военной помощи и обещал после победы большие вклады скотом и оружием священной семье деканозов.
Главный деканоз, погладив на груди амулет, насмешливо сказал:
– Когда земля задрожала и повалились камни и деревья, один слабоголовый тушин уверял, это не бык внутри земли чешет железную спину, а огонь рвется наружу. Не надо резать, – уговаривал он, – на перекрестке горных троп черного козленка и ставить у жертвенника зажженную свечу, а лучше поставить крепкие столбы в саклях. Поставили. Через год бык снова зачесал железную спину. Камни и деревья упали, столбы в саклях тоже. Над тушином много смеялись, но слабоголовый не успокаивался. Когда Мегой загородил луну, он посоветовал не отгонять Мегоя метанием в него множества стрел – это может разозлить Мегоя, и злой дух навсегда загородит луне путь, а лучше задобрить пением. Но ни хелхои, ни деканозы уже словам не поверили и заставили слабоголового поклясться.
– А какую клятву надо произнести? – быстро спросил Георгий.
– У нас две клятвы. Первая – когда человек клянется, он три раза обходит вокруг жертвенника, держа боевое знамя – Алами. Другая клятва – человека ставят на колени около могилы его предков, перед ним кладут ослиное седло и сосуд, из которого кормят собак, и деканоз говорит: «Усопшие наши! Приводим к вам этого человека на суд, предоставляем вам полное право над ним: отдайте его, кому хотите, в жертву и услужение и делайте с ним, что хотите, если он не скажет истины».
– Я готов на обе клятвы. У меня здесь нет могилы предков. Поставьте ослиное седло и собачий сосуд перед могилой предков старого Датвиа. Он погиб от персов два года назад. Пусть я буду рабом всех мертвецов, если лживо уверяю в своих намерениях.
– Хорошо, Георгий Саакадзе, ты со знаменем Алами произнесешь перед алтарем клятву.
Под скалой на площади уже шумели тушины.
Георгий стал около дерева, выставив вперед по-тушински правую ногу.
Наконец появились хевис-бери и старейшие. Анта встал на пригорок. Отсюда все могут его видеть и слышать.
– Тушины! Георгий Саакадзе, которому народ Картли за победу над турками в Сурамском бою дал почетное звание Великого Моурави, на благое дело зовет тушин, на войну с разорителем наших грузинских земель.
Вперед выступил пожилой тушин.
– Я Георгия Саакадзе хорошо знаю, победу над турками он одержал, персов тоже он привел. Прошло два года, а кто забыл, как в славном бою погибли мой отец Датвиа и мой сын Чуа… Погибли – это не беда, каждый тушин желает умереть не на тахте, а сражаясь с врагом… Но помните, тушины, как проклятые богом персы повесили в Греми тринадцать павших в битве храбрецов?! Кто забыл повешенных Датвиа и Чуа?!
– Никто не забыл!
– Никто, никто! – Ты будешь отомщен, Гулиа!
– Отомстим, отомстим! – кричали тушины.